после того в сберкассу, и на меня никто внимания не обращал, даже эта телка голубоглазая.
Блондинка неуверенно пожала плечами.
– Ну… Не знаю, Вам, конечно, виднее.
А я сидел на жестком стуле, ни жив, ни мертв от страха и даже забыл рожи строить. Мент повернулся ко мне.
– Ты где живешь, умник?
Опомнившись, я скорчил дебильную рожу и оскалил зубы.
– У мамки.
Старлей нахмурился.
– А мамка где?
Я ухмыльнулся шире и радостно брякнул, словно сделал великое открытие:
– Дома!
Мент еще больше помрачнел. Похоже, большим терпением он не отличался, и я решил сбавить обороты, чтобы не переигрывать. С вожделением глядя на свой «Терминатор», я снова выдал:
– Двадцать шесть.
Старлей удивленно приподнял брови, видимо, не сразу уловив стремительный скачок моей мысли.
– Чего двадцать шесть?
Для убедительности я подпустил немного слюны на подбородок и старательно зашмыгал носом.
– Квартира двадцать шесть.
Он невесело усмехнулся.
– А квартира в том доме, где мамка, у которой ты живешь, да? Ты парень дурак-дурак, а с юмором.
Я идиотски захихикал.
– Не-а. Там дядя Гоша живет, у него «Вольво».
Вытянув вперед руки, я охватил ими воображаемый руль, стал крутить из стороны в сторону и гудеть, изображая машину.
– У-у-у.
Старлей хмыкнул.
– Хм. Понятно. Показать, где живешь, можешь?
Кривляясь, и корча рожи, я замахал рукой.
– Ага! Там, там…
Он поднялся, сунул в карман пальто «Терминатор» и подхватил меня под локоть.
– Ну, пойдем, покажешь. Только бежать не вздумай.
Поднимаясь, я пропищал:
– Не-а, не убегу. У тебя мой пистолетик в кармане.
Старлей легонько пихнул меня коленом под зад.
– Поди ж ты, дурак, а понятие о частной собственности имеешь…
На улице он отпустил мой локоть, еще раз предупредив, чтобы я не думал бежать. А я и не собирался. Мне это и надо было, чтобы он посмотрел на мою справку и убедился, что я шизик. Всю дорогу до дома я валял дурака, то прыгая по лужам и разбрызгивая мутную талую воду, а мент отскакивал от меня в сторону и покрикивал, то задирал вверх башку и тыкал грязным пальцем в небо.
– Гы-гы-гы. Смотри, птички…
На звонок открыла мать. Едва переступив порог, я сразу почувствовал убийственный запах сивухи и мысленно выругался. Петюня, материн сожитель, снова был пьян в стельку и, как обычно, что-то мычал под свою разбитую гармошку, где-то в глубине квартиры.
С мужиками матери не везло хронически, как и со всем остальным в жизни, включая меня. Отец нас бросил десять
