ты его зверями оборачиваться? – я решил выяснить всё до конца.
Но ответить чёрт не успел: из невообразимого далёка, из-за леса, донёсся петушиный крик, и черти исчезли.
Я выглянул в окошко. Небо посветлело.
«Часа четыре», – определил я и зевнул. Можно немного поспать, заработал.
И я прикорнул на лавке.
Разбудило меня чьё-то покашливание, из того же угла, в котором сидел я сам, дожидаясь чертей. Я обернулся и сел, думая: не вернулся ли кто из них. Но ошибся.
В углу, на бочке, сидел бородатый и лохматый дедок в полосатых штанах и серой рубахе. Он курил короткую пенковую трубку. Такого деда я никогда не видел.
«Может, привидение? – подумал я. Но вряд ли привидения курят, а дым от дедова самосада щипал глаза. – Или домовой… или как зовут того, который на мельнице обитает: мельничный?»
– Ох-хо-хо! – вздохнул он. Я продолжал сидеть молча.
– Чё молчишь? – не выдержал дедок. – От молодёжь пошла. Хучь бы поздоровался.
– Здравствуй, дедушка, – произнёс я, слезая с лавки.
– Здравствуй, милок, – отозвался он, не трогаясь с места и продолжая сверлить меня острыми глазками (позже я обнаружил в рубашке две или три дырки). Потом затушил трубку, выбил о край бочки и положил в карман.
– Ну, чего здесь делаешь, рассказывай.
На этот раз я решил не раскрывать инкогнито и прикинуться если не лаптем, то валенком:
– С чертями беседовал…
Дедок расхохотался. Он смеялся, раскачиваясь из стороны в сторону, и бочка под ним скрипела и шаталась. Мне даже страшно стало: вдруг бочка развалится, а он упадёт, да и рассыплется вслед.
– И чего они интересного нарассказали? – внезапно прекратив смеяться, спросил он.
– Почти ничего, – сдержанно произнёс я.
– То-то, – дедок неожиданно легко (чего я, собственно, и ожидал, на ветхого деда он не походил: крепенький старичок, как грибок-боровичок) спрыгнул с бочки и подошёл поближе. – Нашёл кого спрашивать, чертей. Да они правды ни за что не скажут, даже если знать будут! Черти – они черти и есть. От русалок и то больше толку, бесхитростные: что думают, то говорят. Да ты, ежли хочешь, побеседуй с ними опосля. Песенку тебе споют… – усмехнулся он.
Мы вышли наружу. Было светло, но утренний туман искажал очертания предметов. Лёгкая сырость прилипала к лицу.
Я оглядывался по сторонам. Мне показалось, что лес снова изменился. Или так и должно быть? Столько сказок на свете, неужели в каждой один и тот же лес фигурирует? Он просто обязан быть всякий раз другим – хотя бы в зависимости от того, кто читает сказку.
– А вы здесь кем… обитаете? – спросил я. – Домовым?
– Ещё чего! – обиделся дедок. – Какой я тебе домовой? Нешто ты никогда леших не видел?
– Вы леший? – удивился я. – Что-то я не припомню сказок о лешем…
– А мы не сказки, – усмехнувшись, произнёс дед, – мы – быль.
