прощанье саблю, вместе с вострой саблей пику подари…»
Да-а, измельчал род. Так что фамилия Белоглаз для этих, променявших своё вольное житьё на неволю – самое то.
К слову сказать, казака этого, Акима, давно уж и на свете-то нет. Только память и осталась, что песни да его стёганная куфайка с сапогами кирзовыми, что домовой хранил. К тому ж – Михалап, так-сяк, даже и на гармошке играть выучился. Вон она – за трубой в холстинке лежит. Белоглазы выкинули её, а он подобрал.
За своё родовое гнездо, в котором выросли целые поколения казаков-Белоглазовых, его измельчавшие внуки Белоглазы тоже не больно-то держались. Как только родители померли, так и продали хату. А деньги меж собой поделили – на машины да квартирные ипотеки.
Пуст дом остался. И выморочен. Не без его, Михалапа, участия, конечно. И простоял так пять лет.
А потом купили одни – даже в хату не заходя – чтоб их свело да скорчило! Но этих новых хозяев – пришлых людей с московских земель – Михалап скоро выжил. Нечего им в казачьей хате делать – кацапским рылом не вышли.
Он до сих пор со смешочком вспоминает те свои проделки.
У Михалапа тогда всё в ход пошло – и горели эти московиты, и потолок у них обваливался, и электричество, что ни день, перегорало да искрило. А самое главное – ночами он им спать не давал. Углы и стены хаты так трещали, будто вот-вот обваляться – и ведь обвалились однажды – пол у них под ногами волнами ходил, а в окна чудища всякие заглядывали. В общем, сбежали они.
Говорили – сняли себе где-то квартирку да оттуда, не показываясь, и продавали хату Акима. Да только всё бестолку. Три года эта продажа с места не двигалась. А почему? Когда покупатели приходили в дом с приказчиками, то бишь – с риэлторами, то Михалап тут же к делу подключался. И в глаза им всякие страсти напускал. Вот тем и казалось, что и стены-то в доме кривые, и крыша в дырах, и разводья от протечек всюду. Да и соседи страхов добавляли, рассказывая им, что в этом доме нечисть водится. Они и сбегали отсюда, как осой ужаленные. А домовому Михалапу того и надо.
Так бы он и жил здесь дальше в одиночестве, пока Акимова хата не рухнула бы от старости, никому больше не доставшись. Нет нынче стоящих людей, а всякая шушера ему тут без надобности. А потом бы – Михалап домовой авторитетный, не малец какой-то – нашёл бы он себе иное местечко для обитания. Нынче много чего строють – выбирай любой дом да и хозяев на свой вкус! Нашёл бы себе новые хоромы.
Да тут, нарушив его планы, откуда-то взялась эта настырная старуха Полина. Пока она документы оформляла, а внучка Ларка в общежитии обреталась, всё ж поселилась эта старушенция в Акимовой хате. А куды ж ей ещё – издалека ведь. И тут уж Михалап душеньку себе отвёл, разгоняя скуку. Хотел отвадить эту старуху. Так что пугал Полину, как следует, ночные страхи на неё нагоняя. И в трубу гукал, и стены по ночам шатал, и в потёмках кругами по дому водил, пряча от неё двери и выключатели. Но ничего её не взяло. Купила упрямая Полина
