отдал бы сейчас за крохотный глоток вина. Вот только отдавать было нечего. У него осталось лишь собственное тело. Руки, которые возносили королей к вершинам власти и сбрасывали их оттуда. Глаза, которые наблюдали поворотные моменты истории. Губы, которые целовали первых красавиц разных стран. Зудящий член, ноющие кишки, гниющая шея… с какой бы радостью он отдал все это за одну-единственную чарочку виноградного спирта. Да пойди, найди покупателя…
– Сам… как пустой кошелек. – Никомо с мольбой воздел налитые свинцовой тяжестью руки к черным небесам и возопил: – Кто-нибудь, дайте же мне этого чертова вина!
– Заткни пасть, говнюк! – отозвался грубый голос. Хлопнули, закрывшись, ставни, переулок погрузился в глубокий мрак.
Он обедал за одним столом с герцогами. Кувыркался в одной постели с графинями. Имя Коски ввергало в трепет целые города.
– Почему все это кончилось… так?
С трудом, превозмогая тошноту, он поднялся на ноги.
Пригладил волосы на больной голове, подкрутил обвисшие кончики усов. Двинулся по узкой улочке почти прежней своей, знаменитой победительной походкой к расплывчатому пятну фонарного света в туманной дали, и печальное лицо его овеял сырой, холодный ветер. Тут послышались шаги, и Коска торопливо развернулся.
– Добрый господин! Я нечаянно остался без средств… не могли бы вы ссудить мне немного денег, покуда…
– Пшел вон, оборванец. – Прохожий оттолкнул его с пути.
От оскорбления кровь прилила к лицу, щеки запылали.
– К вам обратился не кто-нибудь, а Никомо Коска, знаменитый солдат удачи! – Эффект был несколько испорчен тем, что пропитой голос дал петуха. – Капитан-генерал Тысячи Мечей! Бывший капитан-генерал то бишь… – Прохожий, исчезая в тумане, ответил непристойным жестом. – Я обедал… в одной постели… с герцогами! – Коска зашелся в приступе кашля, согнулся пополам, уперся трясущимися руками в трясущиеся колени. В груди, ходившей ходуном, как скрипучие кузнечные мехи, засаднило.
Вот она, жизнь пьяницы. Четверть проводишь сидя, четверть – лежа, четверть – на коленях, остальное время – раком. Наконец ему удалось отхаркнуть здоровенный ком мокроты, вылетевший изо рта, когда он кашлянул в последний раз. И это все, что после него останется? Расплеванное по сотням тысяч сточных канав? Да еще имя – символ предательства, алчности и расточительства?.. Со стоном крайнего отчаяния Коска выпрямился, устремил взор в пустые небеса. Где даже в звездах не мог найти сочувствия из-за скрывающего их вечного тумана Сипани.
– Один, последний шанс. Все, чего я прошу. – Он потерял уже счет последним шансам, которыми не воспользовался. – Всего один, Боже. – В бога он не верил ни дня. – Парки! – В них он тоже не верил. – Кто-нибудь! – Он ни во что не верил, кроме очередной выпивки. – Один… единственный… шанс.
– Ладно. Еще один.
Коска заморгал.
– Боже? Это… ты?
Кто-то захихикал. Издевательски, самым богомерзким образом. Женщина, судя по голосу.
– Может, на колени
