это ненавязчивый и заботливый друг, это ощущение улыбки.
В этом месте негодяй Чип вскочил на ноги и, выпучив глаза, зааплодировал, высказывая при этом: "Маэстро! Умоляю, еще одну порцию! Но только после обеда – берегитесь диабета". Окончил свою буффонаду он обвинением в пребывании со «стильными»авторами в запретной или иллюзорной интимной близости.
Про переливы на голубиной шее
Из моего окна есть прекрасный вид на крышу. Можно обозревать как переливается солнечный свет на металлических листах или наблюдать за вороной, которая прячет в дымоход свою снедь. Но сейчас речь пойдет про голубя, который уселся на самом краю крыши и застыл в неподвижности, весьма нехарактерной этим птицам. Пока он так сидел, я наблюдал, как солнечный свет вокруг него то затемнялся, то сиял подобно искристому блеску драгоценного камня, будто кто-то водил огромной рукой наверху, то закрывая пальцами солнце, то пропуская его сквозь них. За спиной голубя кленовая крона, как дверной колокольчик, неустанно трепетала, будто сообщая о приходе гостей. Вокруг была поздневечерняя истома и сладость, предшествующая лишь мгновением сумеречной иллюзорности предметов.
Днем этот голубь спустится вниз в погоне за едой в мир полный опасности и трепета. Ему будет угрожать смертью каждый автомобиль, каждый пешеход захочет топнуть ему по крылу, разве только на велосипеде ему кататься не придется, а так картина птичьей жизни весьма удручающа. Но вечером…
ХуббаБубба
Вчера вечером от жары набухла наковальня облаков, и с неба изо всех сил лился скорый дождь с громовой озвучкой. А сегодня этому не найти и следа. С неба печёт так, что бродяги из последних сил вползают в тенистые места, где лежат и расслабляются. Июнь. Такое чувство, что погода старается слишком сильно, подобно женщине, которая скорее затрёт вещь до дырки, нежели оставит пятнышко в покое. По такой жаре хочется поскорее преодолеть необходимое расстояние и затихариться под кондиционером, поэтому я включаю в наушниках Слэйер и вдавливаю педали в ритме песен. Каждая кура знает, что тяжёлая музыка в ушах прибавляетскорости и манёвренности, а Слэйер к тому же – одна из немногих групп, что затрагивает божью тему.
"Война и алчность – это божий план?
Ведь в Библии берут они своё начало.
Была ли жертва? Не пуст ли крест?
Остерегись религии чистоты – имей брезгливость.
Иисус – это боль. Иисус – это кровь".
Под Богом обличается некоторая надчеловеческая идея, в которой обещано спасение от смерти, а условием поставлено – забвение своего настоящего. Если продолжать тот поэтический ряд, «обличающий» Бога, до конца, то происходит волшебная вещь: утверждается демонстративный выбор лирическим персонажем сатанизма, как примата индивидуального над всеобщим,чей абсурдныйответ «вкривь» не служит ничьей выгоде. А само христианство,
