не возгоралось ни одного пожара, если не считать политических. Но при этом Комиссар тонко чувствовал, когда от подчиненного уже идет дым, и тактику избирал соответствующую. Арчеладзе заготовил и документально оформил версию, по которой значка Зямщица как бы не существовало, однако были показания двух классных ювелиров, к которым обращались незнакомые им иностранцы с просьбами установить подлинность и оценить девять золотых значков НСДАП. Короче, Арчеладзе тем самым давал понять шефу, что на черном рынке золота появились вещи, составляющие партийную казну Бормана. Версия была грубоватой, но на бывшего пожарного должна произвести впечатление… Изложив ее, Арчеладзе неожиданно почувствовал полное спокойствие шефа, что вначале истолковал полной его тупостью в данном вопросе.
– Да, это рынок! – тоном поощрения сказал Комиссар. – Торгуют орденами, значками, бабушкиными золотыми десятками, военными трофеями, раскапывают могилы, чтобы снять золотые коронки… Насколько мне известно, господин полковник, вам поручено искать золото компартии. Вы партии не перепутали?
Арчеладзе чуть только не скрипнул зубами, но ответил сдержанно:
– Я ничего не перепутал.
– Вот и занимайтесь тем, что поручено.
– Ко мне стекается вся информация, связанная с золотом, алмазами и операциями с этими ценностями, – настойчиво объяснил Арчеладзе. – В нашей практике часто случается так, что ищем одно, а находим другое…
Он замолчал, не окончив своей мысли, поскольку вдруг ясно осознал, что спокойствие Комиссара – не тупость, а, напротив, отличное знание предмета.
– Это плохо, – назидательно проговорил шеф. – Вы должны находить именно то, что ищете… Господин полковник, доложите мне, куда исчез человек по прозвищу Птицелов?
В первое мгновение Арчеладзе не мог поверить в то, что Комиссар негласно контролирует его отдел и получает информацию о его деятельности не только из официальных докладов. Операцию с Птицеловом проводил узкий круг особо доверенных сотрудников, и никакой утечки не могло быть. Однако сейчас в любом случае скрывать результаты встречи на Ваганьковском кладбище не имело смысла.
– Он принял яд, – признался Арчеладзе. – В целях конспирации я был вынужден захоронить труп в его же могиле.
– И это плохо, – не изменяя тона, определил Комиссар, и Арчеладзе сокрушенно подумал, что недооценил нового шефа. – Очень грубо работаете, господин полковник. Нам сейчас важнее синица в руке, чем журавль в небе, а вы отвлекаетесь от дела. Оставьте фашистов в покое, занимайтесь коммунистами.
Только тренированное самообладание не позволило Арчеладзе сорваться.
– Вас понял, – проронил он. – Разрешите идти?
– Одну минуту, – уже без прежнего напора сказал Комиссар. – Ко мне обратился работник МИДа с жалобой, что вы третируете
