мужика на пол. Он упал с грохотом и стоном, я стояла над ним, мечтая, чтобы он матюкнулся и дал повод врезать по ребрам с ноги. Но Стеклов только сипел и перекатывался с боку на бок, сбивая пламя моей ненависти. А мой тренер всегда говорил, что главное – это напор!
– Говори, тварь, говори, и поскорее, чтобы я не успела тебя убить до того, как все узнаю!
– Я видел ее, видел! – бормотал Стеклов. – Господи, как больно! Варя, я не знал, что она твоя мама! Варя, я бы ничего ей не сказал тогда, я был сильно пьян. Но все помню! Все!
Он немного успокоился, а я села напротив, держа нож наготове.
– Пойми, Варя, я не лгу! Я влюбился в нее много лет тому назад, когда мы вместе только начинали. Знаешь, какая она была красивая?
– Кто? – это проснулась Люся.
– Мэрилин Монро! – ответила я.
– А-а-а… – протянула она, снова засыпая.
– Продолжай, – велела я Стеклову.
– Варя, она была прекрасной и талантливой! А я? Я был ей неинтересен. Она не замечала меня! Вокруг такие парни, такие молодцы! Я же килька натуральная, не больше! Потом я продвинулся и по партийной линии пошел. Она меня все игнорировала, смеялась. Я сказал: будешь со мной, дам рекомендацию в Союз художников! Она – нет! Я завалил ее. Она сама подставилась! Намалевала эту свою бабу на паласе, ну кто такое пропустит? Это же не доярка и не механизатор, которых я рисовал. Я испортил ей жизнь. Потом, когда она срезалась, стала сидеть в этом дурацком музее за гроши, я раскаялся! Я приехал к ней, просил, умолял, на коленях ползал! Она – ни в какую! И еще раз я приехал, и еще, и еще! Но все было бесполезно. Я перестал ездить. Запрещал себе, маялся. Потом немного успокоился.
– А перед смертью видел?
– Да. Видел. Но я ничего ей не говорил плохого. Наоборот, мы встретились, она шла от своего доктора, цветущая, прекрасная, как никогда, и у меня снова вся любовь воскресла! Все чувства, все! Она же сказала, что счастлива впервые за много лет, что живет полной жизнью и мечтает о будущем. Я как-то даже обрадовался за нее, вроде мне это ни к чему, но она была такая прекрасная!
Я не верила своим глазам. Стеклов преобразился, он стал таким, каким он был, наверное, много лет назад: милым, в сущности, парнем, только испорченным временем и своими амбициями. Даже лицо его, казалось бы, разгладилось, стало моложе, лучше. Верить ему или не верить?
– Смотри, Варя, я же портрет ее написал после той встречи! Пришел домой и стал работать. Два года не работал в полную силу. А тут стал к мольберту и без единого наброска сделал портрет! Смотри, смотри, где же он? Ага!
Он рылся среди полотен, составленных у стены, переставлял их, говорил что-то самому себе. Наконец у него в руках появился небольшой оправленный холст. Стеклов полюбовался на него пару секунд, и лицо у него стало такое, будто он смотрит на «Джоконду». Потом развернул картину лицом ко мне.
Это была мама. Мама такая, какой я ее помню, и такая, какой не знала никогда. Действительно, после моего отъезда она пережила потрясающее время.
– Ты
