обдумаю ваши слова, святой отец. Скорее всего, вы правы, и это единственно верное решение в подобных обстоятельствах.
– Правда, – священник замялся, – обитель божья не так богата, как хотелось бы. Но мы не жалуемся. Молимся Богу, призывая благодатную помощь во всех нуждах человеческих – душевных и телесных.
– Я могла бы пожертвовать некоторую сумму денег, святой отец, – произнесла понявшая намёк Маргарет. – В благодарность за ваши молитвы и заботу о нашей семье.
– Это зачтётся вам, леди Маргарет, перед Господом нашим милосердным. Да хранит он вас в мире, здравии и благополучии.
Видимо, моей свободе пришёл конец, и настало время подумать о будущем. Но тринадцатилетняя девочка вряд ли могла решать что-то сама, поэтому моё положение могло вызывать лишь сочувствие. Но тем не менее я не отчаивалась. Буквально вчера Генри отправился на охоту и, скорее всего, будет предаваться излюбленному занятию несколько дней. Вот когда он вернётся, обсуждение моего пострига в монастырь и возобновится. Ещё бы!
Разве святоша упустит возможность обогатиться за счёт барона? Меня упекут навечно в какую-нибудь обитель, запрут в тесной келье. Закроют там до скончания моих дней. Но святой отец, разумеется, всё представит иначе.
Забота о несчастной, потерявшей разум, – разве это не благородно? И, конечно же, богоугодно. С такой постановкой вопроса уж точно не поспоришь. Я буду в роли курицы, несущей золотые яйца. Нет, мириться с подобным положением вещей в мои планы не входило. Стоило подумать, как настроить Генри против священника. Если же провернуть этот финт мне не удастся, то придётся бежать из замка. Переоденусь в мужскую одежду и воспользуюсь тайником Маргарет. Заберу кое-что из её вещей и если смогу продать их, то обеспечу себе более-менее достойную жизнь. Естественно, я понимала, что путешествовать в одиночестве крайне опасно. А потому необходимо было научиться ездить верхом, например, или владеть ножом. Подобных навыков у меня не имелось, а они могли здорово пригодиться в дороге. Наступил вечер, но идти в столовую и встречаться там с няней и Маргарет не было ни малейшего желания. Они относились ко мне насторожённо, хоть и сочувственно. Их набожные постные лица вызывали во мне лишь ощущение неприязни и дискомфорта. Всё чаще я ела в одиночестве или разделяла компанию с пленником, томившимся в подземелье. Этот несчастный радовался моему приходу, а стражник, вечерами наведывающийся сюда, не обращал на нас никакого внимания. Тёмное, мрачное помещение освещалось редкими факелами. Запах сырости пропитал каждый уголок этого тихого места. Но всё равно, несмотря на отсутствие удобств, тут я чувствовала себя куда уютней, чем наверху. Судьба узника напоминала мне мою собственную. Он был таким же изгоем, как и я. Моё вынужденное поддельное «помешательство» неплохо сочеталось с его истинным сумасшествием. И меня, и его заставляли жить не своей жизнью, не так, как мы того хотели, и это нас сближало, делая похожими друг на друга. Мои посещения
