своей чуткости самые кончики пальцев – средоточие тончайших нервов – её не обманут.
А пока глина отстаивалась, стоило подумать, что же в первую очередь вылепят её руки, кого, какое существо она удостоит жизни. На память приходило старое, над чем уже приходилось работать: птицы, зверьки. Скорее всего, она откажется только от накола пищика. Свистульки у неё никогда как должно не получались, может, потому что у неё самой было неважно со слухом: не различала тонов и полутонов. Зато Надины творения всегда выделялись внешней отделкой, ни одно не повторяло другое, даже если это был один и тот же зверёк, за что её всегда хвалила тётя Вера: «Ты самая настоящая выдумщица! Фантазия из тебя фонтаном бьёт!»
Где-то после третьего напоминания на подмогу явился сынок Коленька.
– Короче, мамк, я там на базаре насчёт тебя уже договорился. Станешь – пальцем никто не тронет.
На его щеке красовалась глубокая, ещё совсем свежая ссадина – от уха почти до подбородка.
– Лариска, что ли, тебя так обласкала?
– Да ну её к лешему! – помрачнел сын. Ему никогда не нравились эти разговоры матери о его непутёвой жене. – Ну показывай, где тут у тебя? – Осмотрел, потрогал, покачал головой. – На какой помойке такое нашла? Давай уж лучше заделаю тебе новую печуру. Закачаешься!
Да, в этом была подкупающая сторона её сынули: золотые руки – раз, добрая душа – два. Надежда Николаевна ласкала себя мыслью, что и то и другое Коленька перенял от неё. А всё худое – от кого-то другого.
– Новая мне и задаром не нужна. Поставь эту.
– Угостишь – поставлю.
– Я вот тебя сейчас… по затылку угощу! – Надежда Николаевна рассердилась не на шутку.
– Да ладно, ладно… Сделаем, – похоже, даже испугался Николай: мать в детстве хоть и редко, но всё-таки наказывала его.
На сборку, отладку у сына ушла почти вся светлая половина суток. Зато получилось на славу. Надежде Николаевне стоило только бросить взгляд на результат его трудов – и все сомнения, что получится как надо, отпали. Она сразу признала в творении сына ту прежнюю печку своего детства. Только та даже как будто помолодела.
– Ну как? Сойдёт? – Николай был уверен, что даже превзошёл ожидания матери, поэтому стоял, вытирая ветошью руки, и улыбался во всё своё смазливое, а теперь ещё и вымазанное чем-то лицо.
– Сойдёт, сойдёт, – Надежда Николаевна всегда была скупа на похвалу. – Айда я тебя покормлю.
Дома каких-то разносолов у Надежды Николаевны не было. Она совсем разленилась готовить себе обильную еду: напьётся молока с хлебом – ей и довольно. О том, как приходилось когда-то кормить мужа, сколько сил, времени на это уходило, даже вспоминать не хотела. Но для сына, да ещё сделавшего доброе дело, постаралась: сварила мясной борщ на первое, котлеты на второе. Нашла и спиртное, налила с краями стопку. Даже перестаралась: чуточку перелила.
– Ну,
