друг другу о петле и пламени.
Старик задумчиво пожевал губами. Затем покачал головой:
– Я предпочел бы оставить чернокнижника в одиночестве.
– Колдун? Опасный?
– Сейчас уже нет. Я отнял у него главное оружие. А без артефактов, он не более, чем ярмарочный фокусник. Мы ощупали каждый шов его сутаны – он пуст, как яичная скорлупа. Даже его знаменитые чётки исчезли. Наверное, выбросил по дороге, чтобы они не попали мне в руки. Нет, он совершенно не опасен. Просто жалкий старик. Но слишком много знает.
Баронет упрямо дёрнулся.
– Тогда в чем дело, ваше святейшество? Мои люди утомлены долгим переходом. Им необходимо согреться и поспать до утра.
Вновь этот упрекающий отеческий взгляд.
– Служка покажет вам путь в подвал. Постарайтесь, чтоб они меньше общались.
***
Эцель Вейс по прозвищу Танцор
Кафтан с галунами забрал сержант. Любопытно было бы взглянуть, как этот жирдяй станет напяливать его, если даже мне он был узок в плечах. Да и на камзол с золотой канителью – плевать. Вот чего мне действительно было жаль – так это шпагу. Настоящий рейнбарский клинок, лёгкий, но смертоносный. Глупец презрительно скривился при виде простой кожаной оплётки рукояти и неказистого стального эфеса. Очевидно, полагал, что оружие Эцеля Вейса должно сверкать не хуже короны Олдрика Благородного, упокой Господь его душу. Я с трудом подавил ярость, когда этот невежа непочтительно швырнул мою шпагу солдату, и тот с глупым смешком сунул её под мышку, словно крестьянин мотыгу. Каких же кретинов набирают в королевские драгуны!
А вот золота в моём кошеле они не нашли. Немудрено, я ведь всё отдал Альбертине. Альбертина… Прекрасная грешница с ликом ангела. Не зря ты прятала от меня изумрудные глаза. Неужели думала, что щедрая плата за предательство сотрёт из памяти воспоминания о сладких ночах с Эцелем Вейсом по прозвищу Танцор? Эх, не танцевать мне больше с тобой огненный шляйфер, не кружиться в чувственном лендлере. Какая же ты дура!
Я шагаю по гулким тёмным коридорам подземелья и беспечно улыбаюсь – никто не должен видеть, как горит и плавится от обиды моё сердце. Меня отдала в руки палачей женщина, которую, мне кажется, я любил. А может, я ошибался? Какая теперь разница?
Свет чадящий факела дрожит на тусклой кирасе часового и пляшет жёлтым пламенем на серпе алебарды.
– Стоять! – командует сержант. – Пришли!
Громко лязгает замок. Со скрипом распахивается решётчатая дверь. Меня грубо пихают в спину. В нос ощутимо бьёт затхлый запах гнилого сена и сырости.
– Эй, Танцор, – с притворным сожалением говорит драгун, – жаль, я не увижу, как в столице ты станцуешь на виселице. Когда твою тощую шею обовьёт пеньковая веревка – ты обоссышься. Знаменитый разбойник, а тут такой конфуз.
– Мне тоже жаль, – с грустью отвечаю я, – что тебя там не будет, Клаус. А то я бы направил
