1939 г. обратился с письмом к В. М. Молотову, в котором просил увеличить нормы снабжения, заключённых продовольствием и одеждой для повышения производительности их труда;
Существующая в ГУЛаге НКВД СССР норма питания в 2000 калорий рассчитана на сидящего в тюрьме и не работающего человека. Практически и эта заниженная норма снабжающими организациями отпускается только на 65—70 процентов. В связи с этим значительный процент лагерной рабочей силы попадает в категории слабосильных и
бесполезных на производстве людей. На 1-ое марта 1939 года слабосильных в лагерях и
колониях было 200 000 человек, и поэтому в целом рабочая сила используется не выше 60—65 процентов. После войны заместитель министра внутренних дел Чернышев писал в специальной записке, что ГУЛаг просто необходимо переводить на систему,
аналогичную гражданской экономике. Но несмотря на введение новых стимулов,
детальную проработку тарифных сеток и норм выработки, самоокупаемость ГУЛага не могла быть достигнута; производительность труда заключённых была ниже, чем у вольнонаёмных работников, а стоимость содержания системы лагерей и колоний возрастала. В марте 1946 года Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний года вошло в состав МВД СССР.
* * *
(Время 14 часов 23 минута 30-го августа 1947 года).
Москва. Площадь Дзержинского. Когда Тихомиров зашел к Сафонову, тот по
телефону разговаривал с кем-то на немецком языке. После разговора, положив трубку,
он обратился к Тихомирову:
– Владимир Константинович, присаживайтесь, у нас будет долгий разговор.
Пока Тихомиров устраивался возле стола, Сафонов вызвал адъютанта и просил чая. После ухода адъютанта, Сафонов начал;
– Вы поняли я с кем разговаривал, Владимир Константинович.
– Я слышал последние слова, когда Вы попрощались сказав «Вы не волнуйтесь профессор, до свидание» и наверно этот профессор, Шнайдер, – сказал Тихомиров.
– Вы правы, Владимир Константинович, – сказал Сафонов.
Дверь кабинета открылся, вошел адъютант с двумя стаканами чая и сахарницей на подносе, поставил на столе и вышел. После ухода адъютанта Сафонов продолжил;
– Значит, так. Не знаю, как могла эта информация выйти на режу, думаю узнаем…
– Какая информация? – заволновался Тихомиров.
– В пансионате, где отдыхает дочь Шнайдера, какая-то женщина передала письмо ей, сказав, что от отца. Но когда она открыла письмо, там был на немецком языке какой-то текст, фотография жены Шнайдера с дочкой, – сказал Сафонов.
– Ии…
– Дело в том, что профессор, почти каждый день разговаривает с дочкой и зачем ей написать письмо, – сказал Сафонов, взял стакан с чаем выпил пару капель и продолжил, – сегодня она ему передает информацию об этой письме.
– Понятно, Борис Иванович,
