окну, за которым кроны деревьев слабо покачиваются на ветру, задувающем с моря.
– В каком плане другое?
– Просто оно другое, – повторяет Милла и несколько раз с усилием моргает. – Кстати, Йоаким вам все обустроил в лодочном домике, – продолжает она и указывает на лес, находящийся ниже ее писательской гостиной. Там я вижу контуры белого здания, прямо у прибрежных скал. – Начнем работать завтра утром.
Глава 7
Гостиная в лодочном домике обставлена комплектом плетеной мебели. Из огромного панорамного окна открывается вид на море. Единственное, что относится к морской атрибутике в комнате, – какие-то сокровища морей, висящие на белых стенах и на открытых балках потолка. Я усаживаюсь в одно из плетеных кресел и начинаю листать папку, которую дала мне Милла. В ней множество газетных вырезок, фотографии пропавших девочек и документы по делу.
Сив и Оливии было по пятнадцать, когда они исчезли из детского дома недалеко от Хёнефосса шестнадцатого сентября прошлого года. Последний раз их видели, когда они садились в неустановленную машину у автобусной остановки рядом с детским домом. Полиция полагала, что они уехали на Ибицу: девочки уже убегали туда однажды, и тогда их вернули домой с помощью полиции и организации по охране детства неделю спустя. Но на этот раз не было зарегистрировано ни единого следа с того самого утра, как они сели в машину и исчезли.
Я беру фотографии пропавших девочек. У Сив светлые волосы до плеч и узкое лицо с толстым слоем косметики, а у Оливии короткостриженые густые волосы цвета воронова крыла, резко выступающие скулы и красивые глаза, подчеркнутые широкими стрелками. Все снимки Сив и Оливии практически идентичны: две девочки-подростка с чрезмерным макияжем и выражением лица «да пошло оно все к черту» – статичная маска, как у модели в журнале, с обязательными губами уточкой и широко раскрытыми глазами куклы. Только взгляд каждой из девочек не вписывается в этот образ: слишком холодный и безжизненный. В таком взгляде читается, как много они видели, пережили и потеряли.
От осознания того, что мы даже не будем расследовать это дело, мне становится только хуже – я деградировал до того, что вынужден копаться в человеческих судьбах в поисках интересной истории. Мне вдруг пришло в голову: все, что принесет мне грядущая неделя с Миллой Линд, – лишь продолжение цепи неудач.
Я кладу фотографии на стол и откидываюсь на спинку кресла. Фрей так и не вернулась, даже после того, как меня выписали из больницы в Трумсё и я приехал домой в Ставангер. Ульф говорит, это знак того, что повреждения мозга в миндалевидном теле[10] не ухудшилось, и добавляет, что место Фрей в могиле и она не ледяной кусок плоти, который я мог бы вызвать на свет божий оксикодоном и бензодиазепинами. Он считает, что отсутствие таблеток и Фрей сделало меня одиноким, что я ржавею от недостатка общения. Я мог бы сказать про себя, что я один, а не одинок, и здесь есть разница, но мы оба знаем, что проблема на самом деле не в этом.
Меняя положение в кресле, я вновь бросаю взгляд на фотографии Сив и Оливии на столе.
– Куда
Область мозга, играющая ключевую роль в формировании эмоций.
