светлые слуги! – Я не хотела вас обижать. Я… я не подумала, – я, честно говоря, вообще не думала об этом так. – Вы… – нет, он злился очень, очень сильно. – М-можно?
– Нет. Какого демона я должен позволять вам? Я слышу ваш истерический лепет в моей голове! Если вы так жаждете что-то разведать, то уж, пожалуйста, потрудитесь делать это незаметно. Нет?
– Я не…
– Вы не можете себя контролировать?
– Могу!
– Так извольте. И впредь…
– Я не буду, – я спешно оборвала его, не в силах боле это выслушивать. Так стыдно, так мерзко мне давно не было! – Никогда. Никогда.
– Прекрасно. – Он выбросил последний лист и встал.
***
Велька висела у меня на шее. Должность толстенной горжетки её вполне устраивала. Ходить по подземельям она не любила: едкие запахи, скребущие грохоты и никаких мышей. Мне здесь тоже не особо нравилось. Сыро, промозгло, безжизненно. По стенам змеились толстые журчащие трубы. Странные жёлтые светильники тревожили кошачий глаз. Велька жмурилась, и я вместе с ней. За стенкой что-то рвалось и дребезжало. Я зашагала быстрей. Благо коридор был пуст и просторен – одни камни и трубы, ни людей, ни мусора. В резиденцию всеведущих мало, кто заглядывал. Оно и понятно. Слушатели из Большого Университета предпочитали гуманитарные искусства, а практиканты из Малого занимали верх лабораторий. Всеведущих сторонились, всеведущих опасались. «Они не ходят в храм! Они играют с тёмными силами! Они…» – на этом месте все приличные люди замолкали и продолжать решались, только крепко надравшись. Велька зашипела. В проходе появилась новая тень. О солнечный, пусть это будет мастер Виррин! Чем быстрее я с этим разберусь, тем лучше. Тень, слишком громоздкая и неуклюжая для главного чернокнижника, шустро скользнула вдоль стены, приблизилась ко мне локтя на три и растворилась. Чертовщина. Около часа я проторчала, плутая по старым лабораториям. Ни мастера, ни Галвина. Никого.
***
Я приехала в город в начале прошлой осени, на тремя днями позже, чем он. Специально подгадала так, чтобы не видеться хотя бы в поезде. Чернокнижник усмехнулся мерзенько, мол, твоё дело, твоё, хочешь гулять наощупь в незнакомом городе – дерзай. Да подумаешь. Он уехал с вечера, не сказал никому, даже попрощаться не зашёл, оставил храму денег от имени господина Виррина и был таков.
«Всегда можно вернуться», – думала я, перекладывая трусы в чемодан. «Ну и глупость же делаю», – шептала на лестнице. Никто меня не держал и отговаривать не спешил. Я не клялась быть монахиней, просто выросла, просто стала работать с детьми и переводить вечерами. Восьми лет хватит. Говорят, цыгане ходят по свету вслед за ветром, а я… и мне пора. Матушка отправила со мной Иону, довезти, проследить, накормить, поселить, вызвонила чью-то тётушку, подыскала комнату, даже денег в дорогу дала из своих собственных. Я отнекивалась, меня не слушали. Вещей набралось немного: бельё да книги, и кошка.
Помню, поезд ехал долго, вечер, ночь, кусочек
