испаряющаяся на солнечном свете. Угодивший под нее тролль охнул и отступил на шаг, покрываясь красными язвами. Горло синекожего разбухло. Он, выпучив глаза, рухнул на колени и упал в конвульсиях.
Зарубка на будущее: не дышать и вообще не подходить к раненому чумоносцу, насколько возможно.
Есть еще вариант поглощения айгаты моровика. Болезнетворное облако, выдыхаемое им, равно и миазмы, состоят из его духовной энергии. Я могу ее поглотить, как делал в логове ведьмы с одним не в меру игривым реликтом минувших эпох, плевавшимся огнем. Только поглощение я использую в крайнем случае, больно дорого оно здоровью обходится.
Хм. В подземном храме сущность пакваджи была для меня вредна из-за специфики ведьминого потомка. Здесь же обыкновенный лоа без опасных примесей энергии Шуб-Ниггурат. Запечатывать его и впитывать айгату, естественно, мерзко. По сравнению с ним вкус духа ведьмы, напоминающий сырую разлагающуюся плоть, нежен и свеж. Ненавижу запечатывать чумоносцев и прочих концентрированных в астральном плане болячек.
И откуда мне знать, каково их запечатывать? Странные мысли иногда посещают меня, странные и подозрительные, не нравятся они мне.
Хороша штука все-таки боевой транс второго уровня. Ускоренное и обостренное восприятие дает массу времени для анализа ситуации при медлительности противника.
Безголовая туша, поднявшись на четвереньки, ощупывала землю передними лапами, тьфу, руками в поисках потерянной башки, которая, в свою очередь, отрастила из обрубка шеи бахрому крошечных щупалец, похожих на белесых червей, и двигалась зигзагами навстречу туловищу. Заменяющая кровь жидкость натекла в лужу и испарялась, окутывая моровика буро-зеленой полупрозрачной взвесью, защищающей от синекожих.
– Копье! – рыкнул я ближайшему синьке.
Сообразительный тролль бросил мне оружие, схватившись за топор. Отличное копье с кремневым наконечником, заговоренное. Вырезанный на древке знак Озерной Улитки поблескивает. Ну пора убивать одержимого и экспериментировать с энергетическим поглощением.
Прыжок к пухлому тулову, впитывание окружающих миазмов, удар каменным наконечником в сердце. Головешка в последний момент пасть открыла от удивления. Протоплазменные черви-щупальца уронили ее, рассыпавшись белым порошком.
Лоа вырвался из уничтоженного носителя и попал в расставленную мной ловушку. Его затягивало в прикоснувшуюся к мертвецу ладонь. Он сопротивлялся, оглашая астрал отчаянными воплями, заглушавшими эманации и ауры духов. Поздно, ты мой. Раньше думать надо было, на кого роток разеваешь.
По руке отвратная айгата перетекала в грудь и район солнечного сплетения. Она ощущалась как дурно пахнущая жижа. Более мерзостной энергии мне запечатывать не доводилось. Не подцепить бы от нее какую-нибудь хворь.
Окончание
