будет допрашивать полиция, – заметила Элиза. – Я даже не представляю, что вы им скажете.
– Мы не допустим этого, – пообещала графиня. – С завтрашнего дня я начну продавать всё своё имущество, кроме особняка. Мы вынесем отсюда всё сколь-нибудь ценное. Надо сделать так, чтобы в доме остались пустые стены. Я придумаю, что сказать Николя. Впрочем, такого от меня он не ожидает. – Она судорожно вздохнула. – А когда всё закончится, мы уедем с тобой далеко-далеко. – Жанна мечтательно посмотрела вдаль. – Когда-то я предлагала служанке Марии бежать со мной, но она предпочла остаться.
– Вы рассказывали, как она поплатилась жизнью, провожая вас до экипажа, – взволнованно сказала Элиза.
– Да будет ей земля пухом! – отозвалась госпожа. – Готова ли ты сопровождать меня в дальнюю дорогу?
Элиза поцеловала её руку.
– Вы для меня всё, – проговорила она. – Я поеду с вами, куда бы вы меня ни позвали. Но всё же, – на её лице отразилось любопытство, – куда мы отправимся?
– Мы отправимся в Россию, моя дорогая! – Графиня наморщила лоб. Некогда гладкий и белый, теперь он был изборождён морщинами, словно дорогами в поле. – Думаю, эта страна нас примет. А теперь иди, моя дорогая. – Она слегка подтолкнула служанку. – Нужно начать собираться как можно раньше. Мне не терпится уехать из дома, где с недавних пор поселились разрушение и хаос.
Элиза, всхлипнув, побежала по аллее. Жанна знала: верная служанка, такая же преданная, как когда-то Клотильда, выполнит всё, потому что понимает и поддерживает госпожу. От Николя и его дружков можно было избавиться только одним способом. В противном случае кто-то из буйной ватаги разыщет графиню, куда бы она ни подалась, и жестоко отомстит. Плотнее закутавшись в тёплую накидку, Жанна направилась к дому. Бродяги во главе с её муженьком не жалели свечей, и огромные окна светились, но не создавали уюта. Теперь это был чужой дом, и женщина остро чувствовала отчуждённость. Внезапно куда-то испарилась жалость к месту, где она создавала счастье с человеком, любившим её. Перед ней высилась груда камней, вызывающая только одно желание – избавиться от них и их гнилых внутренностей.
«Гастон, прости меня…» – шептали её поблёкшие, посиневшие от холода губы. Видит ли, слышит ли её покойный муж? Он всегда старался её понять, наверное, и сейчас всецело был бы на стороне любимой жены. Дай Бог, чтобы это было так. Она заметила, что впервые за много лет подумала о Боге. Граф де Гаше, несмотря на своих приятелей, молился и верил. Жанна удивлялась, видя, что это помогает ему жить. Что ж, значит, Бог бережёт его и на небесах. Пусть же и Всевышний не гневается на неё за принятое решение.
Графиня уже подходила к крыльцу, когда в наступивших сумерках показались её лакеи.
– Элиза сообщила нам ваше решение, госпожа, – сказал Джулиан, пожилой камердинер, много лет верой и правдой служивший графу. – Просто так этих негодяев не выгонишь! Жалко дом, да поделать ничего нельзя. Думаю, хозяин поступил бы так же.
– Твоими бы устами да мёд пить, – выдохнула
