шевельнется Зверь…
О, эта пытка – день за днем
Сгорать неистовым огнем
Людских желаний, страхов и страстей.
Читать в сердцах и знать в лицо
Тиранов, трусов и лжецов —
Господних блудных, горестных детей!
От неизбывных ран людских
Я умираю каждый миг,
Для новой битвы восставая вновь и вновь.
Мой смех – на каждый их удар,
И каждый грех их – мой кошмар —
О, как жестока эта вечная любовь…
Если б знали вы, как больно
Ангелам смотреть на грешный мир!
И одной слезы довольно,
Чтоб слетелись демоны на пир.
С губ сорвется крик – «не верь!»
В сердце шевельнется Зверь…
Так манит рассчитаться
С безумным миром – справедливой мздой…
…И с небес сорваться
Падшей смертоносною звездой…
Обет мой, сохрани меня
От гнева моего огня!
Тяжелей бессмертия —
Бремя милосердия!
Если б знали вы, как сладко
Ангелам прощать вас вновь и вновь…
Веря без остатка
В вечную, великую любовь!
И боль, и ярость поборов,
По капле проливая кровь,
Чтоб вспыхнул Свет в узоре снов
Тиранов, трусов и лжецов,
И загремела радость слов —
О, как прекрасна эта вечная Любовь!
– О, как прекрасна эта вечная Любовь! – Подхватил зал, повторяя рефрен.
Лидер группы «Мастер Снов» ударил головокружительным соло, крутанулся, отчего его, словно живое пламя, объял вихрь рыжих волос, и поклонился.
Музыканты удалились, теперь уже окончательно, а зал продолжал и продолжал распевать последнюю строчку песни, ещё долго после того, как сцена опустела.
***
– О, как прекрасна эта вечная Любовь!.. – Они шли обнявшись, втроём, и пели, наслаждаясь влажным ночным воздухом после жаркого зала филармонии. Лежал лёгкий туман. Как это нередко бывает в Анвере, погода резко изменилась за последние сутки: снег растаял, и теперь тёмные улицы казались лабиринтом чёрных коридоров. В жёлтом свете фонарей блестела мокрая брусчатка. Фанаты небольшими группами расходились от филармонии в разные стороны, распевая песни «Мастера Снов». Молодые люди пили пиво и глинтвейн, чокались друг с другом бутылками и стаканчиками, жали друг другу руки, приветливо улыбаясь. Но вот толпа рассосалась, двое ребят и девушка остались одни на пустынной улице.
– Сегодня он как-то по-особенному сыграл, – задумчиво сказал Раэлин. – Звучало в финале что-то такое тревожное… Словно предупреждение о чём-то.
– Да ну, брось, – сказал его приятель. – Ты просто весь вечер не в себе.
Раэлин промолчал.
