Ну побыли чуток, ну и будет. Пора, как говориться, и меру знать. А, господа, вы как?
– Непорядочно это вроде как, – сказал Аф Фабр. – Нас, как честных людей, выпустили позавтракать, без охраны, и даже кандалы не надели, а Вы предлагаете такое – не вернуться. Хотя… если честно, то мне там надоело.
– Что, вот так вот просто взять и не вернуться? – спросил президент. – Но это же будет расцениваться как побег?
– Ну и что? Подумаешь, побег, – сказал Жир Туран. – Адмирал прав. Ну её эту тюрьму. Давайте уже сейчас разойдёмся каждый по своим делам. Тем более там такая вонь.
– Далеко ли расходиться собрались? – спросил Ил Луирим. – Вы, господин главный Философ, не всегда думаете о тех последствиях, что несут Ваши идеи.
– Не знаю, господа, как кто, – сказал Гор Дэл, – а я в тюрьму пришёл добровольно. И выйду я из неё только по решению суда. Вот как суд назначит, вот так и будет.
– А куда Вам идти, адмирал? – спросил Лютый. – Вы полагаете, что где-то Вам будет лучше?
– Не говорите ерунды, Александр Сергеевич, – сказал Шкуро. – Мне везде будет лучше, нежели в тюрьме. А Вы ещё спрашиваете, мол, будет ли где мне лучше. Да знаете ли Вы, как я жил? Ой, что мне Вам говорить. Вы всё равно ничего не поймёте.
– Это почему же? – спросил Жир Туран. – Может, и поймём? Тем более, что я лично Вашу идею – не возвращаться в тюрьму – одобряю.
– Да ничего вы не поймёте, – сказал Шкуро. – И толку с того, что Вы одобряете моё предложения, никакого. Мы по-разному мыслим, мы по-разному видим мир. Мы даже одобряем с Вами одно и то же и то по-разному.
– Но с чего Вы взяли, что мы не поймём? – спросил Ил Луирим.
– Запомните, главный Финансист, что люди, которые питаются исключительно макаронами и манной кашей, не способны думать, – сказал Шкуро. – Мозг людей, которые скучно едят, в принципе не работает. Ему незачем работать. Он атрофируется по причине своей бесполезности. Вы – безмозглые, друзья мои. И нечего на меня так смотреть. А Вы, господин Великий Ко, самый безмозглый. Ну о чём мечты Ваши? О чём Вы заботитесь? Кого воспитываете? Вы лишаете человека самого главного в жизни. Вы лишаете его удовольствия от разнообразного насыщения.
– Это всё замечательно, Гайдар Тимурович, – сказал президент, – и про атрофированные мозги и про удовольствие от насыщения. И я в чём-то, не во всём, но в некотором, с Вами согласен. Но я, как глава этого государства, всё же не рекомендовал бы Вам бежать. Если уж действительно так получилось, и мы оказались в тюрьме, то давайте этим пользоваться. Разве Вам самому не охота побывать обвиняемым на собственном суде, где Вы же сами и выступаете главным обвинителем?
– Вот Вы не поверите, господин президент, но мне не интересно, – сказал Шкуро. – Ну нисколечко не интересно быть обвинителем самого себя на своём собственном суде. Вам интересно? Ну и замечательно. Наслаждайтесь. А мне позвольте быть зрителем. Я никогда не претендовал на то, чтобы играть в любительских
