отя до сих пор гадаю: то ли я убеждаю стихи в их нерождении, то ли они меня в моём. Но ведь НЕДОРОЖДЕНИЕ – тоже путь??
Помимо основных текстов (осень-20-зима-21), включена большая часть стихов, написанных ранее.
Электронные сборники (или для заказа печатных в «Ридеро»): «От шрама до шарма», «Слова – для тишины…», «Голые заплатки», «Весна – 2020».
Пусть и такой
Родина где-нибудь пахнет
только тобой – и никто
дом не отнимет. У страха
выспятся глазки. Простой
утром завяжется бантик
некогда злейших узлов.
Милая, ты не в палате.
Это – твой домик.
Из слов.
Поздно и опаздывать
Вернуться – так поздно…
Прошедшее время
съедает другие
недовремена.
Мои опозданья —
причал ускорений,
где Небо —
в трансмиссии дна.
Намешано столько,
что реки – из пыли.
Мой якорь – довесок
к чужим тормозам.
И вот все дороги
движенье забыли,
а я —
не успела назад…
Последняя, или Свидетельство о не-рождении
Зачем теперь рождаются слова?
Они во мне не считывают мысли.
А чувства – уж тем более… Права
п о с л е д н я я строка,
где почерк выстлан
без права на второе дно – и ты
не прячешь недоношенные вещи
в беременность словесной тошноты,
а ставишь точку:
«Не рождён – но взвешен».
Что своё, что чужое
Любимых больше не ищу.
Своей любви не предлагаю.
Даётся повод – я грущу.
Отнять и повод —
умираю.
Чужие правила претят.
Свои – оставили без дома.
И очень хочется назад,
но и вернуться —
незнакомо.
Ч т о мне любимые теперь,
когда исправить —
слишком поздно?
И я,
больной, безродный зверь, —
для них ненужная заноза.
Наивно верила словам,
в которых люди упражнялись
и рифмовали тут и там
натренированную
жалость…
О смирении наполовину
Вчера нарочно хлеб не доедала.
Пускай засохнет.
Утром вспомню, как
обманчив голод мой, —
и молодая
душа училась
смерти натощак.
Но смерти,
где ничто не умирает!
Сухарики достойней пирога,
когда начинка в нём полусырая,
а ты уже —
зажравшийся брюзга.
Вот тут тебе сухарики – спасенье:
воспитывать судьбу и аппетит,
который рад голодной перемене
лишь потому, что завтра
снова сыт…
Не каюсь я! Зачем такие сцены…
Из написанных раньше
Не каюсь я! Зачем такие сцены,
что собирают массами зевак…
Я прожила не с теми и не так,
артерии запутывала в вены —
и начиналась заново… Но ведь
и это для чего-то было нужно —
душевный хлам упаковать наружно
и собственной потерей овдоветь…
Просто. Понятно…
Просто. Понятно. Четыре недели
жизнь помещают в единственный месяц.
Он – это всё, что с тобой мы успели,
не осложняя нарыв до абцесса.
Вовремя – плохо. И вовремя – хуже.
Чтоб и плохое за счастье считалось.
Бинт не стерильный, но так отутюжен,
что я с утра лишь в него одеваюсь.
Просто. Понятно. Как сердце без
