с Мячевой шагнули робко вперед и встали у его ног. Когда рыдания слегка утихли, Фомин сказал:
– Александр Иванович, мы сегодня проводили Сергея в последний путь.
Старик поглядел на них слезящимися мутными глазами и с трудом ответил:
– Какое горе… какая боль… Спасибо, что пришли. Вы присядьте. – Он выпростал одну руку из-под одеяла и неловко погладил вздрагивающую спину Мэрилин. – Дочка, нельзя тебе так убиваться. Наш Сережа не умер. Ты ведь это знаешь.
As Marilyn crossed the threshold, she cried, "Daddy!" then dashed to the bed, and fell sobbing on the chest of old man. The man lay under the blanket, and just his bald head with unkempt grey beard was seen on the pillow. Fomin and Myacheva stepped shyly closer and stopped at his feet.
Fomin said, “Dr. Sedov, today we escorted your son Sergey on his final journey.”
The old man looked at them with teary bleary eyes and answered with an effort, “What a grief, what a pain! Thank you for coming. Please, sit down.” He got his hand from under the blanket and awkwardly patted the Marilyn’s back. “Daughter, you shouldn’t grieve so much, you know our Sergey may not die, you very well know that.”
– Я хочу к нему, – дрожа грудью и голосом, ответила Мэрилин. – Еще я хочу домой.
– Наш дом теперь здесь, дочка.
– Нет, нет! – Мэрилин быстро замотала головой, и ее светлые кудряшки вылетели из-под шали.
– Мы принесли вам фрукты, виноград. Они вымыты, покушайте, товарищ Седов, – сказала Мячева и стала разворачивать два больших пакета.
“I want to be with him,” howled Marilyn with her head still on old man’s chest. “And I want to go home.”
“Our home is here, daughter. Forever.”
“Oh no, no!” Marilyn had risen rapidly shaking her head, and her blond curls sprang from under the shawl.
“Here are some fruits and grapes we brought for you. Please, take a bite, comrade Sedov,” said Myacheva unwrapping two heavy packages.
Александру Ивановичу Седову было девяносто два года, он был парализован ниже пояса, и его настоящая фамилия была вовсе не Седов, но знал это только Фомин.
Они просидели у кровати еще полчаса, почти молча. Только всхлипывала Мэрилин, сидя на кровати старика. Потом она принялась кормить его виноградом, ягода за ягодой.
– Кушай, папочка, кушай, мой любимый. Теперь кормлю тебя я, как ты нас дома… Я домой хочу, папочка! – и она снова начинала всхлипывать.
Наконец, взглянув на часы, Фомин глазами подал Мячевой знак, и та встрепенулась.
– Мэрилин, деточка, папа устал, папе нужно отдыхать, а нам пора ехать. Пойдем, я тебя умою, приведу в порядок. Пойдем, моя хорошая.
Мэрилин покорно дала себя увести, старик беззубым ртом дожевывал ягоду, и Фомин прочистил себе горло.
Sedov was ninety-two years old. After his second stroke he was paralyzed below the waist. His real name was not Sedov, though that was known only to Fomin. They silently sat by the bed of old man for another half hour, and Marilyn sobbing occasionally. Then she started to feed old man with the grapes, saying, “Please, eat, Daddy dear, eat. You’ve fed us like that at home – remember? Oh, I want to go home, Daddy, I can’t live here any longer,” and she sobbed again.
Finally, Fomin looked at his watch, and with his eyes gave a sign to Myacheva. The woman suddenly roused herself, “Marilyn, my dear, your Daddy is tired, he needs some rest, and we should go. Come with me, I’ll help you to tidy up. Come, my dear.”
Obediently Marilyn followed Myacheva out the door. The old man was still chewing a grape with his toothless mouth, and Fomin cleared his throat.
– Александр Иванович, он прилетает через два дня, – сказал негромко Фомин и выпрямился.
Старик перестал жевать и вскинул глаза.
– И что вы теперь от меня хотите? – старик действительно устал, он с трудом говорил.
– Все то же самое, Александр Иванович. – Все то же самое.
– Он взрослый человек, а я дряхлый умирающий старик.
– Он послушает вас. Он не может не посчитаться с вашим… требованием.
– Требованием? Я не требовал у него ничего и ни разу за все пятьдесят его лет.
– Тогда
