глаза он рассмотрел большой белый аппарат в углу, от которого тянулись к генсеку трубки. Аппарат мерно вздыхал с мягким металлическим шелестом, и изнутри слышалось бульканье жидкости. Он догадался, что это была искусственная почка, но видел такой аппарат в работе впервые.
“Long time we haven’t seen each other.”
“Good evening, comrade Andropov. How’s your health?”
“What health do you mention? I got no health any more.”
With the small talk the academician felt himself more confidently, his eyes got accustomed to the dusk, and he secretly examined the large white apparatus in the corner connected to General Secretary by flexible tubing. The apparatus sighed deeply with soft metallic murmur and a distinct liquid gurgling inside it. The academician has heard the rumors that the sick kidneys plagued the Secretary General and that seemed true. He realized that the sighing apparatus was an artificial kidney; he never saw such a sophisticated thing before.
Генсек перевел взгляд на помощника, стоявшего у двери и сказал:
– Поставьте нам что-нибудь джазовое. Дюка Эллингтона.
Помощник подошел к столу, на котором стоял стереопроигрыватель, выбрал и вынул из конверта виниловую пластинку, поставил ее на вертушку. В палате зазвучал джазовый саксофон.
– Немного громче, – сказал генсек, и саксофон зазвучал громко даже для гостиной в квартире. – Так хорошо. Идите.
General Secretary looked at his assistant sitting at the desk by the door and said softly, “Let’s hear something jazzy. Yeah, put the disk of Duke Ellington for us.”
The assistant went to the side table with a record-player, picked up from the stack on the shelf a vinyl record and put it on the turntable. The ward’s tranquility was pierced by tenor saxophone.
“Louder, please,” said the Secretary General, and the saxophone resonated too loud even for apartment parlor. “That’s fine. You can go.”
Как член ЦК, академик знал о некоторых личных интересах их лидера. Знал, что тот был первым из череды коммунистических вождей, кто понимал музыку, предпочитал классический джаз, и даже сам собирал коллекцию пластинок. Но этот громкий джаз в больничной палате, около вздыхающей искусственной почки, мог означать только старый проверенный способ партийцев защитить их разговор от прослушивания. Начиная с тридцатых годов, все сколько-нибудь важные разговоры в комнатах советские граждане вели только при громко включенном радиоприемнике.
As a member of the Central Committee academician knew about some of personal interests of their leader. Andropov was the first in a succession of Communist leaders who understood music preferring classical jazz, and he even purchased abroad through the state’s Embassies a vast record collection. But this flashy and too loud for a hospital ward jazz music could mean only the reliable and sure way to protect their conversation from eavesdropping, that was frequently used by party’s members from revolutionary days. In the thirties, those deadly gulag years, and even later, all somewhat serious talks the Soviet people normally accompanied with the loud noise of the radio broadcasts.
– Как продвигается ваша работа, – спросил генсек академика.
– У нас давно все готово, товарищ Генеральный секретарь.
– Это хорошо. Вы сами видите, что происходит в стране. Повсеместная коррупция, разгильдяйство, попрание законности. И вдобавок еще эта война в Афганистане. Я пытаюсь навести порядок и… пока не попал сюда, делал все, что мог. Ответьте мне прямо, как коммунист, вы можете вырастить из ваших клонов ленинскую гвардию – быстро, ударными темпами?
– Но потребуются десятилетия… – начал было академик, но тот оборвал его.
– Нет, это для нас слишком долго. Советский Союз столько не протянет. Нужно быстрей.
“How’s your work advances?” Secretary General asked the academician, surpassing the Duke Ellington’s “Take the train A”.
“Everything is ready a long time ago, comrade Secretary General.”
“Good. You see what’s going on in our country. Corruption and negligence everywhere, and still thousands of our soldiers are killed in the bloody war at Afghanistan. I'm trying to clean this mess, and I’ve done all I could – but now I’m in this bed. Tell me honestly, as a Communist, can you grow up from your clones an active and ardent Lenin’s clique – quickly, or let’s say, with an accelerated Bolshevik tempo?”
“Well, I’m afraid it may take many decades – because you would need adequate and grown up Bolsheviks,” anxiously said academician, but the Secretary General interrupted him.
“No, that won’t do, too long a time, our Soviet Union won’t hold on that long. We need it sooner, as early as possible, or never.”
Академик впервые в своей жизни услыхал такие слова про Советский Союз, и сказал их ему генеральный
