в теплой постели».
Это значило, что и ее, скорее всего, ждет не самый приятный конец. Надежда на нормальную жизнь, миражом маячившая в дальних уголках ее сознания, только что рассыпалась.
– Я не религиозен. – Теперь и без того раздражающе громкий голос Алекса звучал для нее едва ли не раскатами грома. – Я считаю самоубийство эгоизмом и глупостью, а не грехом. Хотя эгоизм в одном бокале с глупостью это уже по умолчанию грех. – Правая часть лица исказилась ухмылкой, но уже через секунду он опять был серьезен. – Возможно, бывают исключения, но я так не хочу. Я не знаю, когда и как придет мой час, но я хочу знать, что ты сделаешь все, что нужно, если придется. Конечно, если рядом никого не будет, я сделаю все сам, но… – он потряс бутылкой в воздухе, – это было бы все равно унизительно. Лучше помереть, показывая смерти в лицо два средних пальца, чем одной рукой держать пистолет у виска. Понимаешь?
– Ладно, – сухо и тихо ответила Кристина, разглядывая свои ногти.
– Я не собираюсь сдаваться раньше времени, – уверенно сказал он. – Я хочу, чтобы ты это осознавала. Но ты также должна понимать, что розовых пони в твоем будущем уже не будет. То, что нас ждет, будет сложным испытанием, и я хочу пройти его с поднятой головой, понимая, что мой напарник, – он с усмешкой посмотрел на нее, – не струсит тогда, когда я буду на него рассчитывать. Алекс Фриер не бежит с корабля как крыса. Алекс Фриер, может, и говнюк, но не дрожащий от страха цыпленок.
Она могла бы пошутить о том, что он говорит о себе в третьем лице, но не стала. Ее сознанием завладела другая мысль, мысль о том, что Алекс Фриер слишком упорно убеждает ее в своей смелости. Ни один из тех, кто знал Алекса, никогда не сказал бы, что Алекс трус. Да и она тоже. Разве бешеный медведь может испытывать страх? Но теперь ее посетила мысль о том, что Алекс напуган. Он держался уверенно и хотел, чтобы она переняла его уверенность и ничего не боялась. Но сам Алекс Фриер боялся. Она чувствовала это, хоть и знала, что он может выстоять в схватке, в которой, на первый взгляд, у него нет шансов. Такое уже случалось раньше, когда мир еще был «нормальным». Странным образом осознание того, что страшно не только ей, подействовало успокаивающе.
– Если там кто-то есть, – он прервал ее мысли, возведя глаза к небу, – когда я умру, мне за многое придется ответить. Я не лицемер и не буду оправдываться. Получу то, что заслужил. К тому же, раз уж я честен и с собой, и с другими, могу считать, что одна добродетель на моем счету уже есть. И она, на мой взгляд, козырем может побить все остальное.
Кристина подавила смешок.
– Добродетель? Что я слышу? Уж не приболели ли вы часом?
– Не думай, что знаешь обо мне все, девочка. Не доросла еще умничать, – насмешливо хмыкнул он и сделал большой глоток пива.
Бутылка почти опустела. Кристина презрительно покосилась на него.
– Что бы ты там себе ни навыдумывала, ты ничего не знаешь о жизни, – и, взглянув на нее, добавил: – Да ладно, не напрягайся ты так, а то резинка на трусах лопнет! Хотя о чем
