готовиться не буду. Всё равно мне больше не повезёт и не попадётся ничего хорошего.
С кухни послышался грохот, потом крик Маринки. Я машинально схватил монету, вскочил и бросился вон из комнаты.
– Ты чего?
Сестра плакала над крупными осколками.
– Я чашку разбила. Ту, свою, с кошками…
Я сел на корточки.
– Не поранилась?
– Нет. Но мама меня всё равно убьёт. Да и не в маме дело… Мне её Анька подарила.
– Какая Анька? – я полез за веником.
– Подруга моя. Она в прошлом году уехала.
– Ну, уехала и уехала, – я приладил совок и принялся оглядывать пол, определяя, где ещё могут быть осколки. – Это же просто вещь. Вы можете переписываться.
Маринка всхлипнула.
– Я её обидела, и она не разговаривает. И вообще… Ты не понимаешь.
Я покачал головой. Обидела. Тоже мне, проблемы у детей. Мне бы такие трудности.
Я аккуратно собрал осколки и выкинул в ведро. В это время позвонили в дверь.
– Это мама! – Маринка, размазывая слёзы по щекам, побежала в коридор открывать.
Я вернулся в комнату и сел на диван. Монета всё ещё была зажата в кулаке.
Ну, 18:01. Сегодня. Понедельник, 7-е апреля.
Ничего не произошло. Мир не перевернулся, сумерки за окном не стали днём или ночью.
Я вздохнул и убрал монету.
– Мам!
Из коридора веяло странной тишиной. Обычно мама приносила большие сумки с продуктами, начинала их разбирать и заводила болтовню с Маринкой. А у той всегда находилась масса новостей. Это мне рассказывать было нечего, кроме моих трагических приключений. Сестра отличалась большим везением и умением за день пережить столько, что хватило бы на десять жизней.
Я вышел из комнаты и добрёл до кухни. Маринка старательно мыла что-то под краном, надув губы.
– А где мама? – я подошёл ближе.
– Не пришла ещё, – Маринка шмыгнула носом.
– А кто тогда…
Тут я увидел на столе огромную кружку с улыбающейся кошкой, задравшей хвост.
– Стой. – Я аккуратно тронул её за плечо, – а это что за кружка?
– Какая разница, – Маринка закрыла кран и недовольно посмотрела на меня. – Подарок.
– Это Аньки? Которая уехала?
Маринка побледнела.
– Ну да, а ты откуда знаешь?
Я схватил кружку.
– Слушай, а давай я помою? Помогу тебе. Я аккуратно, я не разобью, я тебе обещаю…
В этот момент раздался звонок в дверь.
***
– Ну? – я потряс Никитку за плечо. – Что там?
– Сейчас, – он задумчиво потёр нос и защёлкал мышкой. – «Alea jacta est». Это латынь. «Жребий брошен» – о бесповоротном решении, о шаге, не допускающем отступления, возврата к прошлому.
Я сел на стул рядом.
