верхом, но рядом был Ратмир, а, значит, бояться больше нечего! Тронулись кони вперед, застучали копыта по еще не размытой осенними ливнями дороге. Отряд Яна Вышатича возвращался в Киев.
БОГОЛЮБИВЫЙ КНЯЗЬ
(Праведный князь Андрей Боголюбский)
По юному князю скорбел весь Владимир. Когда погребали его казалось, что, как единое целое, зашелся город в плаче. Глеба народ любил. Да и как было не любить отрока чистого, в молитвах и делах милосердия дни проводившего? Ангелом он был да и только. Оттого, знать, и призвал Господь так рано в чертоги свои, чтобы сберечь ангельскую душу, не отдать миру на растление и пагубу.
Младшего сына Андрей любил особенно, в нем он, как в водной глади, видел самого себя. Не нынешнего, кровью невинной оскверненного, в распрях пустых образ Божий исказившего, а такого же отрока светлоокого, еще зла не ведавшего и не земного, а одного лишь Небесного царствия чаявшего.
Мать его, дочь половецкого князя Аепы, приняв Христа, ревностна была в вере своей. В этом Андрей ей последовал. Он уже в самые нежные лета знал и Писание, и все уставы церковные, и службы. И не только знал, но и соблюдал истово. С сердечным умилением пел он псалмы и акафисты, сам сочинял духовные стихиры и иной раз грезил о том, чтобы затвориться в монастыре подальше от мирских соблазнов. Покой и скромная красота Залесской Руси особенно настраивали на созерцательный лад. Владимир-на-Клязьме едва только строился, став меньшим братом Суздалю и Ростову, но прикипела душа юного князя к этому неименитому городу, как к колыбели родной, как к образу матери, как к отчему дому. В этих лесах охотился он, в этих заливных лугах бегал босой и часами скакал верхом, уже трех лет вскочив в седло, в слюдяных водах Клязьмы рыбарил с посадскими ребятишками.
Детство! Безмятежно и счастливо было оно вдали от бурь житейских. Мысли о служении Богу были в Андрее столь сильны, что, едва войдя в силу, испросил он благословения отца и матери в дальний путь – на Святую Землю. Дотоле ни один из князей русских не бывал там, добираясь лишь до Константинополя – сердца церковной власти и символа земного могущества. Но ни могущества искал тогда юный князь, а Христа и своего пути по Нем.
Князю Юрию, воителю и строителю, ратящемуся с братьями и дядьями за первенство в княжении, сыновняя блажь не по нутру была.
– Чего доброго, пропадешь еще в дальнем краю!
– На все Божия воля, – отвечал Андрей, понимая, что отец не «пропажи» сына боится (силен и ловок был юный князь, и тяготы и опасности пути не в страх ему были), а того, что покорит его Святая Земля, и останется он в ее пещерах служить сладчайшему Иисусу.
Мать плакала по нем, как по мертвому, но все же благословила. Более он уже не увидел ее. Упокоилась княгиня Мария, горюя по сыну, пока был он в далеких странствиях.
Стоя над гробом Глеба, так удивительно на него похожего, Андрей вспоминал Иерусалим. Дивно было видеть это чудо! Ведь одно дело читать о нем в святых книгах, словно бы некое предание, а другое – видеть, осязать! Вот здесь, по этой земле ступал своими пречистыми ногами Спаситель мира!
