Приглядевшись Константин узнал в ней дочь князя Юрия Софью, которую мельком видел он, когда его и плененных с ним бояр привезли в Москву.
– Что тебе здесь нужно? – вспыхнул Константин, вскочив на ноги.
Девочка покраснела и поднялась также:
– Я лишь хотела помолиться…
– А что, иных церквей нет в Москве?
– Есть, – кротко отвечала Софья. – Но я пришла молиться твоему отцу.
Константин вздрогнул и, не сдержавшись, бросил зло:
– Уйди прочь! Твой отец, лютый зверь, убил моего отца! Ты не должна здесь находиться! Я не хочу, чтобы ты здесь находилась! Уходи!
Он был пленник, он не мог ничего указывать дочери своего пленителя, но слова горькой обиды и негодования сами срывались с уст. Лицо девочки исказило страдание, а из глаз потекли слезы. Княжич осекся. Девочка вдруг опустилась перед ним на колени и поклонилась ему в ноги.
– Ты что это? – отступил Константин.
– Прости меня, – отозвалась Софья, поднимая заплаканное лицо. – Ради Христа прости!
– За что? – смутился княжич.
– За все, что сделал твоему отцу и твоей семье мой отец.
– Я никогда не смогу простить твоего отца! – воскликнул Константин.
– Я не его, а меня простить прошу. Потому что я его дочь, и я вижу, что ты ненавидишь меня за это!
– Я не ненавижу тебя… – тихо ответил княжич. – Ты не виновата в родительских злодействах… Но мне тяжело, чтобы ты была здесь.
– Твой отец – святой, он у Бога прославлен, я знаю, – жарко заговорила Софья, продолжая стоять на коленях. – Я потому и пришла. Его молить о прощении! И о мире, чтобы больше ничья кровь не лилась… – девочка заплакала, и Константин растерялся окончательно. Ему вдруг стало жаль Софью и показалось неловким, чтобы она стояла перед ним на коленях.
– Ну, полно, полно, – торопливо сказал он, поднимая ее. – Не за что мне прощать тебя. А ты уж прости, что груб был. Боль мне сердце помрачила. Кто тебе сказал, что мой отец у Бога прославлен?
– Я во сне его видела.
– Кого?
– Твоего отца… А с ним Архистратига Михаила и ангелов… И так страшно мне сделалось!
– Отчего же страшно?
– А думаешь, не страшно, не тяжело жить, зная, что твой отец – изверг хуже язычника? Что на нем кровь святого мужа лежит? А, стало быть, и на мне… Мне этот грех до конца моих дней замаливать да не замолить!
– Полно блажить, – покачал головой Константин. – Нет на тебе крови моего родителя…
– Значит, и в твоем сердце зла на меня нет?
Княжич внимательно посмотрел на трепещущую девочку. Тоненькая, с русой косицей до пояса, в темно-синем сарафане и такого же цвета платке, бледная, с заплаканными лазоревыми глазами, она неожиданно тронула его душу своим смирением и беззащитностью.
– Нет,
