А? – Дарья Петровна вопросительно оглядывает присутствующих. – Правильно. Природа!
Каждую ночь мне снилась та самая женщина, лежащая на асфальте. Во сне я не видела ее лица, только огромные глаза, смотрящие почему-то не осуждающе, а вопросительно недоуменно. На следствии стало известно, что она страдала Альцгеймера. Близких у нее не было, лишь какая-то дальняя родня, которая мало интересовалась ее судьбой.
Потом она пропадала из сна, мне становилось чуть легче, и пронизывающее все мое естество раскаяние отступало.
Кира тоже мне снилась. Она тянула ко мне свои ручки и звала, звала. А я кричала ей, что я здесь, но она почему-то не слышала. И снова подо мною оказывалась мокрая, от слез, подушка и душу разрывала тоска по моей малышке, и до рассвета, не смыкая глаз, я смотрела на сполохи встречных огней, пробегающих по стенам и полкам вагона.
Что ждет там меня, в другой, непривычной жизни? Смогу ли я вынести все? И понимаю – должна. Обязана. Ради дочки. Ради мужа. Ради нас всех.
***
– Белла Аркадьевна Серебрянская, – начальник колонии отрывает взгляд от документа и смотрит мне прямо в глаза. Через десять секунд я опускаю веки. Губы подполковника трогает еле заметная ухмылка, но не злая. Покачивая головой, он вновь возвращается к моему «делу».
– Ну что же, осужденная Серебрянская, будем, что называется, замаливать грех. А лучше всего он замаливается работой. А работы у нас, что называется, не бей лежачего.
Странно, но мне начинал нравиться этот худощавый мужик, с проседью в волосах и проницательным взглядом серо-голубых глаз. Он не производил впечатление тех беспринципных начальников, что, бывало, показывали в фильмах про Зону, и мои первые страхи стали рассеиваться.
– Чем занимались там, – он в характерном жесте махнул головой, – за периметром. В деле написано были домохозяйкой?
– Да.
– Что же, больше никаких увлечений?
– Зачем вам….
– Андрей Петрович, – пригладив пальцами седые виски, назвался он. И продолжил:
– Работа у меня такая, Белла Аркадьевна.
Почему-то он упорно называл меня по имени-отчеству. Видимо, так ему просто нравилось.
– Пишу книги, – я решила не упираться.
Он хмыкнул:
– Творческий человек, значит? Это хорошо. В работе, что называется, пригодится.
Говорил он это серьезно или шутил, было не понятно, однако, совсем скоро, мне представилась возможность об этом узнать.
– Жди в коридоре, – неожиданно с имени-отчества он перешел на «ты», и, потеряв к моей персоне интерес, крикнул:
– Следующий.
В дверях появилась девушка. На вид ей можно было дать лет шестнадцать. Тонкая и хрупкая, со светлыми волосами и нежными веснушками на испуганном лице. Мы проводили друг друга взглядами, и я вышла из комнаты, оставив начальника колонии знакомиться с новой
