прохожему, загорелому до черноты дядьке в шортах:
– What time is it now?
В ответ тот, широко улыбаясь, стал многословно объяснять на иврите – явно уж, не «который час». Девушка была в полуобморочном состоянии: и уйти неловко, и ребенок вот-вот заплачет, а она стоит, как дура и слушает то, чего совершенно не понимает, да еще под жгучим солнцем. То ли мужик сжалился над Катей, то ли вся информация у него закончилась, только вдруг он замолчал, а через минуту-другую сообщил:
– Сейчас выходил из дома, ровно пять по радио пропикало.
С этой минуты у Измайловой исчез лингвистический комплекс неполноценности и она для себя решила, что просто все тут большие выпендрежники, а обойтись можно и своим родным языком. Вот Мирончик подрастет и выучит.
А пока рос сын и старели родители, Катя вела дом, а вечерами отдыхала перед телевизором. Смотрела все подряд и призывала к этому Миру Мироновну и Владислава Игнатьевича.
– Сегодня новый сериал начинается, давайте вместе посмотрим!
– Катюша, не любим мы сериалов, – оправдывались старики, Воспитанные на нормальных полноценных кинолентах.
– Да бросьте, все равно ведь, если наше… Это что-то новенькое, «Сайда-Форсайда» называется. Двадцать четыре серии! – не сдавалась Катерина.
Мира Мироновна тут же бралась за просветительскую работу и начинала коротенько сообщать, что есть такой английский писатель Голсуорси… А ее муж только бурчал: «Пусть смотрит, ведь читать все равно не станет». И уходил на лоджию.
В общем и целом, Катя была счастлива. В Израиле не было мест, куда бы ее могли уговорить или заставить пойти – Ни Эрмитажа, ни филармонии, – а на природу чета Вольновых давно выбираться перестала в силу изматывающего субтропического климата.
Мирончик подрос и его первыми словами были те же, что и у всех детей в Союзе. Когда к ним на побывку приезжал Володя – какая разница, куда ездить к родителям, в Краснодар или в Израиль, – ребенок радостно с порога интересовался:
– Дядя, кто вам нужен?
Владимир протягивал ему руку и замешкивался, припоминая.
– Тебя же, как деда зовут… Черт… Игнат? Или Мирон?
– Мирон Вольнов, – сообщал мальчик. И добавлял, сморщив носик так же, как мама: – Чертыхаться при детях нельзя.
Приезжий папа внимательно рассматривал ребенка со всех сторон – видимо решал, что сгодится, и подытоживал:
– Веди меня в квартиру, я поживу у вас немного. Ты не возражаешь?
– Нет, – серьезно отвечал Мироша, – места у нас много, всем хватит. А вы кто, гость или родственник?
– Я твой папа, – признавался Володя, – только живу в другом государстве.
– Почему? Папы живут в семье!
– Ну ты еще меня поучи. Обстоятельства.
К тому времени, как Мирончик
