ночей Антон выдал всё как на духу: кто он и чем промышляет. Какой черт его дернул, и сам не понял; алкоголь – всё-таки враг здравому смыслу. Вообразил, что Брахман мог бы стать его другом. Теперь неловко: взвалил на приятеля лишний груз.
По крайней мере, Славик, сам не безгрешный, умеет держать язык за зубами.
Мелькание однотонных фасадов и тихое ворчание мотора убаюкивают Антона. Забывшись, он прикладывается к зелью всё чаще; девчонке останется пара глотков, да и плевать. Внутри сквозь приятную негу снова надоедливой мухой зудит беспокойство: вдруг она подставная? Выкурила из дома, копошится в вещах, вызывает наряд, и ему завернут руки за спину, едва он провернет ключ в замке. Нужно скорей от нее избавляться.
Тем временем остается позади центр; минивэн мчится по проспекту в сторону кольцевой.
– Куда ты меня везешь? – Антон глядит на Брахмана и не узнает: поджав губы, тот не сводит с дороги глаз, воротник темный от пота.
– Нужно уладить одно дельце, – задумчиво отвечает Славик.
– Мог бы сказать, что помощь требуется.
Брахман вздыхает.
– Чувак, ты не понимаешь… Я старался, чтобы до этого не дошло, спрашивал раз, спрашивал два, но ты бараном прикинулся… Как таких убеждать вообще? Нахрена только подписался…
– Что ты мелешь? Не суетись. – Антон отворачивается к окну и прикрывает глаза. Трепаться зазря не хочется, а впускать в себя раздражение – тем более. Как бы то ни было, вскоре всё прояснится.
Они несутся к окраине города, не сбавляя скорости, огибая редкие светофоры.
– А помнишь, как мы нажрались в «Ломоносове»? – вдруг вспоминает Брахман. – Там еще девки такие были, танцевали на стойке.
Антон хмыкает.
– Ты меня тащил на себе, адреса моего не знал и пристроил в машине. Пледом накрыл, водой отпаивал. До утра со мной просидел, пока я не проспался.
– Помню.
– Или вот, когда минивэн отжать у меня хотели. Ты вступился, пригнал на тачке и давай гудеть на всю улицу. Цыплята сразу хвосты поджали, помнишь?
– Да помню-помню. Ты чего вдруг ударился в воспоминания?
– Да ничего, накатило что-то, – разом тухнет Брахман. – Просто думаю, почему так? Ты знал-то меня от силы недели две.
– Просто так было правильно, – отвечает Антон, а Брахман до конца пути не добавит ни слова.
Впереди, чуть правее от трассы маячат голубые тенты – палаточный лагерь беженцев. В районе Черной реки таких три. На деревянных, врытых в мокрую после ливней кольях трепыхается на ветру полосатая лента: красный и белый. На веревках сохнет белье, бегает малышня, старики греются на быстро тающем солнце. Оттенки кожи от сливочно-белого до шоколадно-медного. Людей много и все при деле – лишь бы не оставаться в тесных палатках, где чужие люди, с которыми приходится делить кров.
В сторонке,
