похороненный им всего несколько часов назад, его бурую шерсть всё ещё покрывали куски слипшейся глины, а с разорванного живота свисали фрагменты изувеченных телегой органов. Да и двигался он до того нелепо, что не знай Гулдер о его сложной судьбе и сломанном позвоночнике он вполне законно мог предположить, что глупая псина спятила. Извивающийся, дёргающийся телом пёс прыгнул, как демонический кальмар, вырвавшийся из мрачных глубин Тартара, тогда как Ливерстон, с пугающим безразличием наблюдал, с какой неумолимой стремительностью к его пульсирующему горлу приближаются кривые, пожелтевшие клыки мёртвой собаки.
Но то, что случилось за тем, резко и выразительно запечатлелось в его голове, подарив Гулдеру историю, которую он рассказывал до конца жизни. Мужчина в зелёных, пластинчатых доспехах, которого мгновение назад, казалось бы, даже не было в шатре, вскинул руки и пронзил прыгнувшую тварь двумя стремительными ударами кинжалов. Оба удара попали в шею. Оба были смертельны и произведенены с грациозностью танцора. Разница лишь в том, что один был нанесён снизу вверх, другой слева направо, и в этот раз бурый бродяга, рухнул оземь уже, будучи окончательно мёртвым.
– Чертовщина… – прошептал Гулдер, совершенно обескровленными губами.
– В этот раз закапывай его глубже! – спокойно посоветовал папаши Гулду рыцарь в пластинчатой броне, вытирающий кинжалы кусочком холщевой ткани.
Это уже позже Ливерстон узнает у местного кузнеца, что жизнь ему, в тот день спас Элистар Оверим, почетный страж Серебреного круга, Последний из рода Салхэмских Драконов.
Глава четвертая
Сумерки сгущаются
Дорога на Нешем.
720 колёс от Хартума.
К середине весны, очень немногие из добровольцев, нанявшихся сопровождать Гвардию Короля Олина Второго в Вечных Горах считали восемьдесят дархамов дневной платы хоть сколько нибудь щедрым вознаграждением. Измученные, длинными переходами, раненые и покалеченные, деревенские смельчаки по одному, а нередко и целыми группами покидали лагерь под укрывательством ночи. Виконт с лёгкой презрительностью, во взгляде насмешливых серых глаз, наблюдал за их крадущимися фигурами, быстро же они вспоминали о незатейливых радостях оседлой жизни.
Некоторые, не желая звенеть оружием, заранее закапывали его в горах, бывали и такие кто не успевал вновь завладеть спрятанным мечом, становясь лёгкой добычей дикого зверя. Обычно всё заканчивалось далёким криком, кощунственно разрывавшим тонкую пелену ночи, который оборвавшись, ещё долго стоял в ушах каждого, оставшегося в строю.
А ведь многие из убежавших всерьёз воображали себя воинами. Даже худосочный жрец, с какой-то дурости навязавшийся к ним в отряд, нашел себе применение, войдя в бригаду маленького походного лазарета.
Отряд, вышедший из Хартума на следующий день после чествования Весеннего равноденствия, насчитывал четыреста
