не ходили. Но китайцы не ходили вообще никуда. А анархисты ходили такой плотной компанией, что ни для кого другого не оставалось места. Четверг был их день, четверг. Но не каждый четверг. И даже не каждый чётный или нечётный или, допустим, третий четверг месяца. Муха высчитывал, но так и не смог составить алгоритма их посещений. Я предположил, что их, как пчёл или муравьев, собирает инстинкт. Муха стал изучать повадки насекомых. Это ни к чему не привело.
Через стол от нас сидели менты, все как на подбор: худые, жилистые, криворожие; рядом с нами – член профсоюза с девкой. По нашивкам я определил профсоюз: торговые работники. Девка была слишком неказистой для дорогой проститутки и слишком чистенькой – для дешёвой. Сколько я ни прислушивался, она молчала. И мужик молчал. (Вариант: всё-таки проститутка. Вариант: у них давно всё решено.) Они мирно, не торопясь, жрали. Молчание согласия это было или молчание ссоры? Обручальных колец нет, изобилия спиртного на столе нет, напряжения (радостного, угрюмого, взволнованного) нет, слов нет. Это был пазл, не складывающийся из перемешанных частиц двух разных картинок.
Жёвка под столом вздохнул, завозился, отряхиваясь, и полез наружу, цепляясь за стул, как потерпевший кораблекрушение – за прибрежный камень. Одной рукой, помогая, Муха ухватил его за шиворот, другой отчаянно замахал официанту.
– Прошу аттенции, – сказал Жёвка.
Муха обомлел.
– Чего?
– Ты же, типа, так говоришь, – испуганно заныл Жёвка.
– Ты, поц, сравнивать будешь?
– Говори, – сказал я.
– К тётке надо съездить, – прошептал Жёвка.
– Что так, соскучился? – буркнул Муха, щёлкая официанту пальцами и придвигая Жёвке тарелку.
– Тётка умирает, – Жёвка стал ныть тоном ниже. – Что ж я, значит, не увижу родную тётку перед смертью?
– Перед чьей смертью? – уточнил Муха. – Ты, Розенталь!
– Наследство будет, – шептал и канючил Жёвка, и его рука дрожала, спеша воткнуть вилку в бифштекс. – Телеграмма пришла.
– Что такое говорит этот поц? Он получит наследство?
– У тётки деньги и барахло! – взвизгнул учитель. – Она всю жизнь огород держала!
– Как же у такой героической тётки такой засранец племянник?
– Куда ехать? – спросил я.
Жёвка прожевал и снова поспешно набил рот. Муха потряс его за плечо.
– Ну?
– В Автово.
– В Автово! Это же край географии!
– Съездим, ребя, пожалуйста! Я вам отдам половину на двоих.
– Мы же твои друзья, – сказал я. – По трети каждому, так будет справедливо.
– Все равно самоубийство, – сказал Муха хмуро. – Ехать в Автово, без охраны, без карты – даже если не тронут, сколько времени уйдет, месяц, год? – Он посмотрел на меня. – У тебя была карта Города.
– Вот именно, – сказал я. – Карта Города.
У меня была карта, которой пользовались богатые: с отчётливым, до последнего проулка и проходного двора прорисованным центром. Всё, что находилось на нашем берегу,
