и с тех пор между ними царило полное взаимопонимание).
Фурия отступила на шаг:
– Я не хотела бросать Изиду, но она…
– Настояла на этом, – перебил он её, кивая. – Я наслышан.
– А Кэт рассказывала тебе, что она… то есть, что Изида добровольно осталась с Арбогастом?
– Я знаю, так рассуждают другие. Но моя дочь не предательница.
– Конечно нет! – Возмущение Фурии шло от души, но впервые она подумала, что, может быть, петушиная книга права. Уверенность её пошла трещинами, как каменные плиты над старыми могилами кладбища.
Вид у Целестина был подавленный. Венок его седин, обрамлявших лысину, беспорядочно метался на холодном ветру.
– Кэт говорит, что, по мнению остальных, Изида переметнулась обратно к Академии. Этой версии, видимо, придерживаются Финниан, Ариэль и скорее большинство экслибров.
– Так хорошо, как мы, они Изиду не знают, и она…
– Все её знают, – возразил он. – Она уже полгода живёт с ними под одной крышей!
Фурия промолчала, потому что в ответ ничего путного ей в голову не приходило.
– А как насчёт тебя? – поинтересовался Целестин. – Ты в это веришь?
– Нет! – вырвалось у Фурии слишком поспешно, словно она только такого вопроса и ждала, чтобы возразить. – Но было бы проще, будь я в состоянии понять, что, собственно, произошло.
– Ты спрашивала об Арбогасте.
– Откуда у него такая большая власть над Изидой?
– Не знаю, правильно ли называть это «властью». – Целестин засунул руки обратно в карманы ветровки. – Но она долго находилась под его влиянием. Можно даже сказать, что Арбогаст сделал из Изиды то, что она представляет собой сегодня.
– Она была его ученицей, но это никак не объясняет того, что случилось в Либрополисе.
– Ты ведь знаешь, что мы с Изидой надолго отдалились друг от друга… – Целестин смущённо потупился. – После того как я привёз её из ночных убежищ в Лондон в послевоенные годы, я едва ли был самим собой. Она тебе наверняка об этом рассказывала?
– Совсем немного.
– Изиде было года четыре, когда я взял её к себе. Точно никто не знал, мы могли лишь приблизительно определить её возраст. Ребёнку нужны внимание и защита, и вначале я думал, что смогу ей всё это дать. Я удочерил её и стал заботиться о ней, но одновременно чувствовал – и с каждым днём всё отчётливее, – что домой привёз не её одну. За мной по пятам шла война. Вот здесь, понимаешь? – Он ткнул себя в лоб, словно там всё ещё бушевали сражения минувших лет. – И избавиться от этого не представлялось никакой возможности. Вот тогда я и решил распрощаться с библиомантикой: выбросил все книги, очистил помещения, раздал мебель. Я хотел отказаться от прошлого, всё от себя оттолкнуть. Не Изиду, её – ни за что, но я боялся себя самого и боялся за неё.
– И тогда ты отправил её в интернат.
– Потому что был идиотом.
