пленил Целищев, вжимал голову в плечи и посматривал на подпоручика почти благоговейно – знал, что этот офицер мог лишить его головы, но не стал.
Таня занялась раненым. Он, прислонившись к дереву, накинул на одно плечо шинель, выставив другое, окровавленное, морщился от боли. Перебита левая ключица – самое распространённое ранение кавалеристов; рана глубокая, не дай Бог, загноится. А надо вытерпеть и ночёвки в снегу, и тряску дорожную. Пока может, будет держаться в седле, не сможет – товарищи понесут. Егеря взялись чинить его распластанную рубаху и сюртук, на этот случай солдаты всегда нитки и иголки в киверах носят.
Вдруг с дороги донёсся голос трубы. Пожилой егерь с нашивками унтера проворчал:
– Сызнова трубят… И что за день такой? Каши не сварены, поись ишшо не успели, опять срывают…Ну-к, робяты, вставай! Глянем, кого там по наши головы принесло.
Солдат, зашивавший рубаху драгуна, торопливо сделал стежок, обкусил нить, подал одежду хозяину:
– Дома дошьёшь.
Солдаты нехотя поднимались, напряжённо вслушивались. Приказ не поступил, но раз труба прозвучала, значит, с минуты на минуту будет. Таня и Кало кинулись к лошадям, спешно поскакали в сторону дороги. Навстречу по уже утоптанному снегу летел вестовой от Петрова.
На равнине шириной около пяти вёрст не видать ни кустика, ни деревца, ни больших камней для укрытия. Только покрытый лесом холм врезался в долину, словно длинный коровий язык, что тянулся от горной гряды к дороге за угощением и, не сумев достать, застыл в полуверсте от неё. За сим «языком» в седловине меж двух возвышенностей и укрыт русский отряд. Холм каменист, на него никто не заезжал с плугом иль сохой, не подымался с мотыгой, и деревья на нём высоки, разложисты. А долина распахивается – кое-где из-под снега торчит толстая засохшая стерня кукурузы. У подножия холма выпирают, словно белые шапки, заснеженные груды камней, что, наверное, собраны земледельцами с их плодородных участков. Возле сих каменных груд – Петров, Бегичев, командир партизан Кондович, граф Звегливцев со своим взводом, все озабоченно оглядывают равнину. Значит, высланный вперёд дозор встретил кого-то и вернулся к основному отряду с тревожной вестью.
– Мда, позиция – хуже не придумаешь… – подытожил осмотр подполковник. – Цветко, а если нам ещё дальше от дороги отойти? Есть куда?
Цветко неуверенно покачал головой и потянул:
– Не-е-ет… Не знаю… Кони, пожалуй, ноги переломают.
Да, за сегодняшним лагерем идут разной высоты скалы, скрытые деревьями и нетоптаным, девственно чистым снегом. Выглядят они малодоступными, а что за ними, пандуры не в курсе…
Драгуны собираются на зов трубы, одни, что ездили на осмотр ложбины, торопливо возвращаются с южной стороны и пересекают дорогу, другие, что замыкали движение отряда, несутся по ней во всю прыть с запада. Вот все собрались, капитан егерей Корнилевич также подъехал, и Петров приказал:
– Драгунам встать за холм, чтоб с дороги
