вожаком всей партии, и если он ручался, что никто из партии не сбежит (за это офицеры обещали большую свободу для всех), то его слово принималось без всяких сомнений начальником конвоя, потому что оно никогда не нарушалось.
Погода в первые три дня была прекрасной. Мы прошли во второй день еще тридцать верст и столько же в третий, но потом начались дожди, и дороги стали почти непроходимыми. Грязь была непролазной, но необходимо было пройти предписанные нам тридцать верст. Многие в нашей партии заболели. Все страстно желали поскорее добраться до следующего пересыльного пункта: мы сильно промокли и устали, хотелось крыши над головой и сухого пола, и ничего больше. Едва добравшись до пункта, свалились в глубоком сне, забыв о голоде, не чувствуя укусов насекомых.
По прибытии в Качуг нам дали два дня отдыха и разрешили искупаться в Лене, после того как наш вожак взял на себя ответственность, что никто не сбежит. В Качуге мы встретили еще одну небольшую партию, поджидавшую нас.
Кто-то из ссыльных опознал в одном из членов этой группы человека, который будто бы выдал своего товарища при налете. Над ним устроили самосуд.
Тут я увидела удивительную сцену суда преступников над преступником. В уголовном мире существует столь же строгий кодекс морали, как и в любом нормальном государстве, и точно такое же неукоснительное судопроизводство. Всех оповестили, что состоится суд, и уголовники в кандалах, пользовавшиеся особыми правами, были избраны судьями. Вызвали обвинителей, предъявивших свои доводы в присутствии всей партии. Они рассказали, как обвиняемый предал своего подельника во время ограбления несколько лет тому назад.
– Убейте его! Убейте! – раздались крики. – Это предатель!
Таково было обычное наказание, если ответчика находили виновным. Что же до властей, то по обычаю они только наблюдали за процедурой, но никогда не мешали исполнению приговора. Когда толпа стала надвигаться на обвиняемого, у меня упало сердце, но судьи потребовали соблюдения порядка и предоставили ему возможность рассказать свою историю.
– Нас было двое, – начал он, – и мы затеяли ограбить банкира. Решили, что я проберусь в дом через окно, спрячусь внутри и в подходящий момент подам сигнал подельнику. Было известно, что в тот вечер банкир уехал в свой клуб, и потому я спрятался в уборной, ожидая его возвращения. Мой подельник стоял на шухере часа два и не слышал никаких сигналов.
Когда банкир вернулся домой, – продолжал он, – то послал своего слугу зачем-то в уборную, где я прятался. Он меня там обнаружил и поднял шум, а кто-то из прислуги бросился на улицу звать на помощь, и это случилось как раз тогда, когда мой подельник собирался войти в дом. Его поймали. Я же сумел выбраться через окно в сад. Братки, я же невиновен. Я же в деле уже много лет, и у меня все чисто и достойно!
Затем он стал перечислять наиболее крупные достижения в своей воровской карьере и называть вожаков и главарей
