своей теплом и светомОблагородят озеро и лес.
Анжи замерла на секунду. Остановились оба. Глядели друг на друга. Корэф как будто удивился остановке. Анжи внимательно всмотрелась Корэфу в глаза:
– Это и есть твоя мечта? Грёзы о «морях без вод»?
– Да. А что ещё остаётся? Люди заблокировали нам доступ к Луне. Вот я себя и утешаю, как Лиса под виноградом. Нам всё запрещено, всё недоступно: и Луна, и лес. Секс – это всё, что нам осталось из удовольствий мира. Да ещё бесплодно ковыряться в своей энциклопедичной памяти. Мой квантовый компьютер в голове вобрал в себя историю планеты и жизни на Земле, все знания людей и их историю во всех деталях. Я просто «чёрная дыра», ничто назад не возвращаю. Когда-то двести-триста лет назад я был счастлив тем, что людям нужен был. Преподавал их детям все предметы на дому: с нуля до университета. Теперь планета без людей. А я – какой-то оператор на заводе. Не видно этому конца. Что толку, что я вечно молод?! Что толку, что ты вечно молода?! Разве ты думаешь не так?
– Да, так же… Я так же думаю, как ты, – соврала Анжи, глядя на дорогу.
Подгоняемые вечерним бризом прочь от набережной, Анжи и Корэф прошагали молча по пустым улицам. Пришли к её дому, вошли в квартиру. Устроились в уютной, хотя и просторной комнате. Корэф предпочёл усесться в кресло, и продолжили о чём-то говорить. Потом Корэф пересел поближе к Анжи, на диван. Анжи взволновалась, но ей казалось, что это незаметно. Продолжила вопросы задавать, просматривая тексты на экране тонкого листка. Корэфу не был виден её взгляд. Прикрытые ресницы, спустившаяся прядь причёски скрывают глубину её небесных глаз. Ему хотелось, чтобы глаза её открылись снова и на него смотрели. Когда скрывались, Корэф загорался в ожидании, в желании видеть их опять. Когда она склонялась над листиком-экраном, ему казалось, что Анжи ускользает и может не вернуть ему свой взгляд. Его с ума сводило ожидание. Не выдержал, приблизился на прикосновение руки. Вот слышит он, как мягко дышит Анжи. Видит, как нежно за разрезом блузы подрагивает грудь, наверное, не знавшая чужих прикосновений.
Корэф, вместо ответа на вопрос, взял девушку за руку и повернул её к себе. Другой рукой и, глядя ей в покорные глаза, покрыл, как куполом, ладонью осторожно грудь, и девушка покрылась светлой розой, глаза закрыла тяжестью ресниц, теперь ничем их не поднять. Лицо склонила к его руке и гладкой белой кистью сняла с груди его большую руку и поднесла к своей щеке. Как тонким шёлком, прикоснулась и отпустила.
Мгновенно Корэф по памяти своей библиотеки о поведении роботсвумэн не нашёл ни одной, хоть в чём-то схожей с тем, что здесь пришлось увидеть, даже пережить. Пытался перебрать в истории всех своих касаний микроструктуру ткани этих щёк.
«Что это здесь передо мной?! – замучал себя вопросом Корэф. – И не всплывает в памяти моей!»
Тут девушка насторожилась и решила, что пора расстаться, иначе будет разоблачена. Она ведь знала: отношения с людьми для роботсмэнов строго запрещены. Как будто люди умышленно могли внести в программные настройки роботсмэнов
