что ее так перекосило, то ли проклятие (на этом и основано подозрение в нечестивом замысле повторить попытку вавилонян). Это главный аргумент противников пизанцев. Но сами они считают, что оно того стоит – пусть даже башня упадет, а второе пришествие Христа у них будет раньше всех! Своеобразный подход к календарю, но чего же ожидать от теологов? Под конец Тенкутли поинтересовался, зачем мне все это надо, но я поблагодарила его и сказала, что просто так… Это было несколько дней назад.
Теперь оказалось, что он тогда, не говоря худого слова, сделал правильные выводы. И сейчас мне оставалось только твердить о совпадении. Нет, я не для того интересовалась датировкой документов папской канцелярии, чтобы с ней переписываться. Или с кем-то, придерживающимся ее датировки. Интересоваться разными стилями летоисчисления вовсе не то же самое, что интересоваться, как ставят даты в папской канцелярии. Я не про канцелярию спрашивала, это он сам стал про нее рассказывать зачем-то. А мне – зачем бы мне не брату писать, а инквизиторам, которые чуть не СОЖГЛИ меня, а? То-то. Так что обвинение его несправедливое. Но, да, я боюсь его, если он может думать, что оно справедливое, и что с того, что боюсь? Кто ему такое обо мне сказал?
"Это попавший в руки инков должен бояться несправедливого обвинения. Здесь – только справедливого!" – кецалькўецпалин по-прежнему не раскрывал пасти, и только открывал новые страницы в своей КНИГЕ. Вот навязалось на мою голову справедливое чудовище! И, между прочим, упорно не выдает, гад ползучий, то есть, летучий, кто про меня проговорился! А ведь я бы могла лучше защищаться, обвиняя обвинителя.
До меня теперь дошло, почему мне в последнее время не попадаются фрау Мем, фам Ламед и прочие, как их там, впрочем, сейчас не до того, чтобы вспоминать эти незапоминающиеся похожие клички.
– А я откуда это должна знать?! – воплю я о его справедливости, – пока что, наоборот, получается, что несправедливого! А инки – те ТОЖЕ поначалу говорили, что ошибок не допускают! А сразу затем засудили ни за что ни про что! Конечно, я и теперь испугалась! – всхлипываю я.
Я все время боялась, что это никакой не суд, а оглашение приговора перед казнью, по ситуации очень на то похоже, а тогда никакие мои слова ничего не изменят. Ведь он здесь полноправный хозяин, и, если считает, что у него есть неопровержимые доказательства… Но пока голова на месте, НУЖНО думать и говорить. Без нее не получится… А если и придет в сердце какая мысль – чем ее сказать? Думай же – это я себе – пока он согласен спорить…
Действительно, кецалькўецпалин не сжал челюсти, а перевернул еще страницу. "Ты сейчас испугалась гораздо больше, чем когда я уносил тебя с костра, – с трудом разглядела я расплывающиеся буквы сквозь бурные слезы, – я чувствую, как бьется твое сердце, и помню, как оно билось тогда. С чего бы, а? Ведь тогда ты вообще не знала, чего от меня ждать. Или – была предупреждена и не очень-то опасалась, ммм?.. Кроме того, мы с тобой хорошо поладили, нет? И
