к своей башне, он окликнул меня и сказал, что ему известны и ДРУГИЕ заговорщицы. И что он думает, не нужно ли в интересах будущего спокойствия в замке съесть одну из нас. И замолчал.
Я поняла, что он ждет, что я тут же начну рассказывать про остальных, чтобы не получилось, что у него маленький выбор – кого съесть. Но сообразила, что что-то тут не так. Почему он не спросил об остальных, когда я была у него в зубах? Ты, братец, наверняка задал бы такой вопрос если не прижигая пятки, то уж точно не отвязав предварительно. Ответ простой, и он тебе не понравится. Тенкутли, в отличие от вашего брата, НЕ ХОЧЕТ, чтобы я со страху оговорила невиновных, да побольше, лишь бы увеличить ему выбор, кого съесть. Что легко может получиться при допросе с пристрастием.
Стоп! Но это значит, он ни в чем не уверен – раз такой оговор, как он опасается, МОЖЕТ ввести его в заблуждение.
Правда, если я ОШИБАЮСЬ – а думать у меня сейчас плохо получается – то, если я не заговорю, а остальные заговорят, он съест именно меня. Но, раз я не уверена, что делать, лучше не делать ничего.
Он увидел, что я молча смотрю на него и не собираюсь никого закладывать. И ушел. Я тоже поплелась к себе.
Вот, сижу у себя, пишу. А уже ночь спустилась на Тепанкальи. Такая же, как обычно здесь, в горах, с очень черным небом и очень яркими звездами на нем. Такое удивительное зрелище! Хотя и не такое удивительное, как то, что еще бывают добрые люди. И даже драконы-оборотни.
Пишу, а сама думаю – неужели он меня обманул? Никакого чтения мыслей? Никакой волшебной книги? Только моя паника? И я даже ПРИДУМАЛА, как сделать такую книгу. Надо написать разные варианты продолжения разговора, очень-очень много, запомнить их все, какой текст на какой странице, и перелистывать так, чтобы попадать, когда нужно, на подходящую страницу. Я бы тоже сумела так, только долго тренироваться бы пришлось. И можно было бы показывать простакам чтение мыслей. Они думают – а книга отвечает. Первый ответ был бы такой: «Вот что ты думаешь: ты думаешь, эта книга не может читать мысли. Но она – может!». Смешно, до чего просто, если у тебя драконовская память, с запасом на долгие годы жизни, куда больше, чем у человека.
Но поздно. Не знаю, какие у него были ДОКАЗАТЕЛЬСТВА, кроме всего лишь беседы о разных календарях – он так их мне и не предъявил, но мой испуг и чувство вины меня выдали. Все-таки нехорошо предавать своего спасителя, да еще такого могущественного. Да еще, извольте видеть, расхвасталась, как кецальтотолин, а кўаутли не дремал, вот и попала, как тотолин в ощип. Или, скорее, не кўаутли, а кўаутлаатоак – не простой орел, а говорящий.
Если он не сжалится – а по его виду было не похоже – то жить мне осталось не так много. Письмо-то я напишу, а вот отнесет ли он его до или после справедливого наказания меня – не знаю. Но даже если и после – вряд ли чем смогу тебе еще послужить, братец Клод. Ты же не некромант. Может, у тебя в тюрьме завалялся какой-нибудь? На всякий случай? Нет? Всех сжег, какие были? Жаль-жаль. НЕПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНО. Шутка,
