нему, проведать, не случилось ли чего. К его удивлению, в доме никого не было, и по холоду в нём чувствовалось, что дом был не топлен уже несколько дней, а на столе лежала записка, в которой было написано карандашом старославянскими буквами: «Люди, я уезжаю совсем, в Америку, а права на дом передаю моему брату названому, Аимке. На том и прощайте. Брат Герман». Рядом на столе лежало официальное завещание, заверенное городским нотариусом, какому-то Аиму.
Деревенские долго обсуждали эту странную новость, горевали, что теперь у них не стало целителя, и втайне надеялись, что дядя Гера всё же вернётся, как раньше, летом.
Но проходило время, а в доме никто не появлялся. И только весной, когда стали прилетать на лето журавли, на крыльце пустующего дома Германа жители деревни неожиданно увидели сидящего человека. Он преспокойно курил трубочку и с интересом посматривал по сторонам, ни с кем, особо не здороваясь и не разговаривая. При проверке документов старшим деревни оказалось, что это и есть названый брат дяди Геры и нынешний хозяин дома.
Деревенские старушки через недельку-другую стали выпытывать деда Аимку насчёт его целительных способностей, как у брата Германа, на что тот неизменно отвечал, улыбаясь:
– Нет, я исцелять не могу. Сказать, что будет завтра, могу, а исправить будущее – нет. Я не такой сильный шаман, как мой брат. Но, думаю, мало кто захочет узнать своё будущее, если его невозможно изменить. И старушки отстали от него с их просьбами по лечению неизлечимых болезней.
Иногда, по привычке, останавливались у его дома проезжающие мимо джипы из города, но ненадолго. Во-первых, объявление с забора было снято, а во-вторых, на верёвке уже не сушилось бельё, ранее символизировавшее уют и ласку.
Проезжие спрашивали у деда Аимки, где и какая рыба ловится, как туда проехать и стоят ли там мосты через речки, или их по сносило во время наводнений, и проезжали дальше, не задерживаясь, отблагодарив его чем-нибудь незначительным за хороший совет.
Как-то раз, в пятницу утром, к дому деда Аимки подъехали два больших и красивых чёрных джипа, из них вышли четверо мужчин брутального вида и зашли к нему во двор. Аимка в это время невозмутимо сидел на крыльце и строгал какую-то палочку.
– Здорово, дед! – громко поприветствовал его один из них, – а куда подевался Герман?
– В Америку уехал.
– Как в Америку? А когда вернётся?
– Не знаю, он редко сейчас сюда заезжает, и то проездом.
– А как мы узнаем, что он приехал?
– А вон видите баню, вон ту у пруда, как дым из трубы у неё пойдёт, так значит брат Герман и приехал. Любит он в этой баньке попариться, ох любит, – и показал выструганной палочкой на почерневшую от старости баню, дорожка к которой совсем заросла высокой травой.
– Да, долго же нам придётся его ждать, – с сомнением в голосе сказал спрашивающий, глядя на заросшую тропинку.
На что дед Аимка равнодушно пожал плечами.
