И в эту мистерию оказывается вовлеченным каждый, кто попадает в Язд, – кто-то в роли жреца, а кто-то в роли жертвы. А кто-то становится богом.
Звуконепроницаемый стеклянный колпак… Среди развалин древнего города тихо. В двух шагах – оживленная улица с автомобилями и мотоциклами. Но здесь, в этом полуразрушенном дворе – вековая тишина. Слышно даже, как ручка шуршит по бумаге блокнота. В такой тишине можно услышать гораздо больше, чем обычно. Я выхожу на узкую улицу, иду, сворачиваю в темный извилистый коридор. В конце коридора – тупик.
До тупика остается каких-то три метра, когда слева в стене я вижу приоткрытую маленькую калитку. Там, за этой дверцей, в солнечном дворе сидит пожилой перс на потертом ковре. Он смотрит мне прямо в глаза – будто знал, что я сейчас загляну. Седая щетина, серый пиджак, смуглое морщинистое лицо, черные усы, блестящие глаза… Перс что-то говорит мне на фарси, делает рукой подзывающий жест (на Востоке ладонь при таком жесте смотрит вниз, а не вверх, как у нас). Вокруг – осыпавшиеся неровные стены и пустые обрушившиеся комнаты с кучами камней и глины. Двор давно уже необитаем.
Перс встает и приподнимает ковер, на котором только что сидел. Под ковром – крышка люка. Он жестом просит меня помочь поднять крышку. Что я вообще тут делаю? Такое впечатление, что меня загипнотизировали. Может быть, это действует тишина. Или в персе какая-то очень располагающая сила. Чувствую себя так, будто все, что здесь происходит, – очень естественно и необходимо.
Мы поднимаем люк. Под ним – лестница вниз. Перс начинает спускаться, жестами приглашая идти следом. Темнота. Минуты две идем вниз по крутой лестнице. В конце – тоннель, совершенно темный подземный ход – узкий настолько, что я физически ощущаю холодные стены и потолок. Вспоминаю что-то неправдоподобное про древнейшие канализационные системы Язда, которые ведут в тюрьмы Александра Македонского.
Старик открывает дверцу. Желтый свет бьет в глаза. Через пару секунд понимаю, что мы в маленькой хорошо освещенной квадратной прихожей. Старик снимает ботинки, я тоже. Входим в просторную яркую залу. Посреди залы – большая терраса. Витражи в деревянных дверях-окнах с медными узорчатыми рамами, древние двери, зеркально-серебряная роспись на потолке. На одной из стен – большая картина маслом: пылающий дворец, вокруг которого стенают обезумевшие люди. Над дворцом в небе парит большой знак зороастрийцев – крылья и старик между ними…
Женщина в синем платке и болотного цвета бесформенной одежде впускает нас в небольшое полутемное помещение. На высокой одноногой подставке в большой железной чаше горит огонь. Не замечая нас, в зал входит высокий старик, весь в белом. Он подкладывает в чашу дрова. Совсем рядом говорят по-русски, я оборачиваюсь и падаю. Мимо с ворчанием прошла какая-то старуха. Меня разбудили.
Старуха, тихо и недовольно бормоча, прошла куда-то вверх. Я поднял выпавший из моих рук блокнот и быстро
