все-таки было?
– Раз или два. Это имеет какое-то значение?
– Мне кажется, она что-то увидела, – высказала предположение до сих пор молчавшая Полина. – Что-то такое, что напугало ее до обморока.
Со времени ухода Али в гостиной не прибавилось ни одного предмета, все вещи стоят на своих местах и тени лежат ровно так, как им положено. Быть может, Аля увидела кого-то за окном, неплотно прикрытом шторами? Или ей показалось, что увидела? Но, если бы речь шла о человеке, она бы воскликнула: «Кто это?»
Кто, а не что.
– Вообще-то, она пялилась на тебя, Шило. Я это точно помню.
Это сказала Маш. И в комнате на мгновение повисла такая тишина, что стало слышно, как по оконным стеклам барабанят капли дождя. И сквозь эту мелкую, частую дробь прорывался еще один звук – далекий и вовсе не такой настойчивый – «ууй-дии! ууй-дии!».
– Что за бред? – Шило даже покраснел от негодования.
– Вовсе не бред. Ты ее испугал. Ты! Вот и Миккель может подтвердить. Правда, Миккель?
– Ну-у, – промямлил Миш. – Что-то такое было.
– А я говорю – бред! С чего бы ей меня пугаться? Как будто она впервые меня увидела…
– Кто знает, кто знает, – губы Маш скривились в улыбке. – Но то, что она испугалась именно тебя, – медицинский факт.
Теперь и Полина вспомнила. Прежде чем Алины глаза затянуло пеленой ужаса, она действительно посмотрела на Шило. На его пальцы, в которых безвольно болталась стрекоза. Но ведь не мертвое же насекомое вызвало у нее такую реакцию? И где оно сейчас? – обе руки Шила свободны.
Спрашивать о судьбе пленницы жестянки Полина постеснялась: глупо в такой момент переживать о насекомом, того и гляди обвинят в элементарной черствости и отсутствии сострадания. Если не сам Шило, то уж Маш точно. Как показывают последние события, ничто не ускользает от ее цепкого и, несмотря на выпитое, трезвого взгляда. Вопрос со стрекозой можно отложить на потом, когда… когда Аля придет в себя.
Ууй-дии! ууй-дии! – продолжает скрипеть тьма за окном.
Что означает этот странный звук?…
…В последующие сутки ничего страшного не произошло. Аста по-прежнему восседала в торце стола, но вела себя совершенно спокойно и больше не приставала к Мишу с дурацкими просьбами. И вообще делала вид, что его не существует в природе, – равно как и его сестры. МашМиш отвечали таллинской кузине таким же хорошо срежиссированным безразличием. Из Лёки и раньше невозможно было вытянуть лишнее слово, а на бормотание и крики малышей Белка с самого начала научилась не обращать никакого внимания. Вот и вышло, что обеды, завтраки и ужины потеряли нерв, и за столом царила самая настоящая скука.
– …Надоело! – сказала Аста в тот самый момент, когда Лёка поставил на стол огромный казан с пловом.
Но реплика эстонки была адресована не ему, а пришедшей следом Парвати.
– Что именно тебе надоело, голубушка?
– Есть по часам со всей этой мелюзгой. У нас дома…
– У вас дома вы можете
