иду! Бегом несу!
У Алёнки и Лукерьи завтрака приходится дожидаться. Одна ещё не умеет, другая уже не может.
Вторично проснулся, серьёзно проголодавшись. Рявкнул уже не шутя, но и теперь ответа не дождался.
Встал и, как был расхристанным со сна, отправился в задворную каморку. Пнул дверь и остановился в изумлении: каморка была пуста, лишь сладкий бабий дух ещё витал меж четырёх стен.
– И где вы? – таким тоном спросил, что не ответить нельзя.
Пожилое место всегда отвечает, если спрашивать строго.
– Мы, дедушка, убежали, – ответил Алёнин голосок. – Боимся мы тут быть, всё-таки, думается, ты нас съешь.
Вот ведь, бабы-дуры! Надо же такое удумать. Теперь лови их по округе с волками наперегонки. Тшши баб не ест, а волки так даже очень. Дикую бабу волкам не взять, а домашних, тем паче старенькую да маленькую – самое милое дело.
Тшши перепоясался лыковой верёвкой, взял суковатый посох и пошёл ловить беглянок. Верёвка – чтобы пороть дур, а дубинка – пугать. Всё-таки их жалко, потому и пояс не ременный, а лыковый. Лыковым выпорешь, так не больно, а сыромятным ремнём и покалечить можно.
Вышел на вольный воздух, потянул носом, беря след. Рысистой побежкой двинулся вдогон. А беглянки и не скрывались, и следы не путали, шли себе гуляючи бережком, словно не диким местом идут, а вдоль родной деревни. По диким местам так не ходят, здешними дорожками и зверь не всякий проберётся, а только невиданный.
Эка неудача – утро проспал! Хватился бы раньше, давно бы догнал обеих и гнал бы сейчас к дому, помахивая для пущего страху лубяным кнутиком. Тшши припустил галопом, да вдруг остановился, словно хвостом по голове ударенный. След, только что отлично видимый, исчез.
Тшши поглядел с прищуром, колдовским взором, и застонал, увидав, что пришёл слишком поздно. Старушка с девочкой, сами того не заметив, ступили на тропалку, которой простому человеку ходить не можно.
Ой, бабы-дуры! Ну, сказали бы по-хорошему, что охота им из дома сбежать, так разве Тшши не понял бы?.. Да он бы сам показал кружную дорожку, где с беглянками ничего бы не случилось плохого. По кружной дорожке, сколько ни бегай, назад вернёшься, там пусть и сбегали бы в своё удовольствие. Им приятно, и мне спокойно. Так нет, им на тропалку понадобилось.
Для Тшши дорог непроходных нет, он и по тропалке пройтись может, только что оттуда домой притащит? Две пары лапотков да алый бант – всего поминовения по беглым хозяюшкам.
Тшши встряхнулся по-собачьи и понуро побрёл к дому.
На задворках распахнул дверь закутка, чтобы духу бабьего в доме не осталось. Но и без того видел, что нет беглянок нигде, ни живыми, ни мёртвыми. А не шути с тропалкой, не балуй. Это не сказка, где счастливый конец завсегда обещан. Тут всё по-настоящему.
Тшши зашёл в избу, сел на хозяйскую лавку, крикнул на пробу:
– Бабы, жрать хочу!
Никто не ответил – некому
