свет.
– Максимушка вернулся! – радуется полоумная бабка и магическим жестом материализует откуда-то из воздуха еще одну тарелку, ставит ее напротив моей, совершенно пропустив мимо ушей трехэтажный мат внука.
Гребаный дурдом. Судя по словарному запасу, новообретенный брат определенно относится к представителям дворового быдла – такие часто сидят на тренажерах у моей школы и грызут семечки.
Однако, к моему огромному удивлению, в кухню вплывает вовсе не накачанный представитель быдла, а нечто… неопределенного пола. На нем узкие джинсы, длинная клетчатая рубашка и футболка с неприличной надписью на груди. Завершает все это великолепие грязно-зеленая шапочка на голове.
Интересно, он действительно не понимает, насколько ущербно выглядит, или же это продуманный стиль?
Нечто стягивает с макушки шапочку. Его прическа – длинная светлая косая челка почти до скулы слева и выбритый висок справа – многое о нем говорит. Фрик. Терпеть таких не могу.
То есть всегда не могла терпеть. Еще до того, как… Неважно.
Откровенно говоря, этот идиот похож на девку. Высокую широкоплечую девку.
Он садится на табуретку напротив меня, облокачивается на стол и усмехается:
– Так ты, стало быть, та самая Дарина, по которой бабушка постоянно убивалась? Будешь жить с нами, потому что достала папочку?
– Пошел ты! – быстро огрызаюсь я и кошусь на бабку.
– А, ты же не в курсе, что у нашей бабули уже давно поехала крыша… – смеется «нечто».
Бабка выключает газ под сковородой и принимается мыть посуду, никак не реагируя на слова внука. В совершенной растерянности и попытке найти ответы я поднимаю глаза и… натыкаюсь на его взгляд. Взгляд огромных синих бездонных глаз, точно таких же, как мои.
Я разглядываю его рожу, и мне становится дурно: этот урод – точная копия тех улыбающихся девушек с фотки в серванте… Он – и моя точная копия. Мне тяжело на него смотреть, но избавить себя от этого мучения, с одного удара разбив отражение, я не могу.
К счастью, его кто-то уже и так нехило разукрасил: скула опухла и наливается синяком, на губе запеклась кровь.
Есть и еще кое-что, чего я сейчас не могу для себя объяснить.
Он не вселяет в меня того ужаса, который я с недавнего времени испытываю в присутствии парней. И мне нужно найти этому объяснение.
– Алле! – Он щелкает пальцами перед моим носом, я прихожу в себя.
– Ты что, гей? – выдаю первое, что пришло в голову, но он только пожимает плечами.
– А ты что-то имеешь против этого?
Замечательно-то как! Отец впал в любовный маразм, бабка – сумасшедшая, а брат – гей…
Я сдаюсь истерическому хохоту:
– Дал бог родственничков!
– Да мы с тобой настолько не родственнички, что по закону можем даже пожениться, – замечает «нечто», достает телефон и быстро меня фотографирует.
– Эй, что ты только что сделал?
