школьной парты и циркулем нацарапала свой старый телефонный номер, и как только все цифры обрели понятные очертания на школьной собственности, я почувствовала себя лучше. Моя история больше не была лунным бликом на воде. У нее была своя сила и форма.
Тем вечером телефон прозвонил как-то иначе. Рационально я понимала, что такого быть не могло, но, клянусь богом, будучи в каком-то кристально-чистом всеведенье, я поняла: это звонит учитель.
При общении с власть имущими мой отец пользовался гримасой изумления. Точно такая у него была на случай, когда кто-то убирает за своей собакой на пляже. Казалось, рассказ учителя о моем нарушении его больше развлек, нежели разозлил. По крайней мере, так было, пока он не спросил:
– Просто любопытно, а что это был за номер? Который она нацарапала на своем столе, полном мусора?
Последовала долгая тишина – вероятно, учитель зачитывал цифры вслух – и он уже с выражением беспокойства опустил глаза на мой табель. Почти сразу он бросил трубку и позвал меня наверх, подальше от обеспокоенного лица Нюни, которое так и просило кирпича.
Когда дверь за мной закрылась, я ожидала, что отец меня выпорет. Вместо этого он сел на кровать и оперся локтем на одно колено. Вся злость куда-то испарилась, и он бережно – очень бережно – со мной заговорил.
– Ты была такой хорошей девочкой с тех пор, как мы уехали от Мардж. Я знаю, этот год был непростым. – Он притянул меня к себе, чтобы я могла устроиться у него под боком.
Его внешность сильно поменялась после того, как мы приехали на остров: лицо потускнело и стало более одутловатым. Но, положив голову ему на грудь, я почувствовала, что в нем самом только кожа да кости. Тогда во мне зародился новый страх: а что, если я тоже теперь выгляжу иначе? В тот момент я твердо решила оставаться настолько собой, насколько это возможно, чтобы мама смогла меня узнать.
– Ты превратилась в английскую девочку прямо у меня на глазах, – продолжил папа. – Ты вложила в это всю душу. Ты заставила меня тобой гордиться. И я не хотел все портить разговорами о маме. Но теперь ничего другого не остается из-за этого «акта вандализма», как выразился твой учитель.
Я хотела что-то сказать, но слова застряли у меня в горле.
– Ты не сможешь ей позвонить, – сказал он. – Ее нет.
Первая мысль: «А где она?» Я не могла придумать ни единого способа найти маму, если она переехала. Хотя можно было попробовать поискать на острове ирландский телефонный справочник…
Я не понимала, сколько мы молчим – время будто перематывали, как кассету. Меня охватил страх. Лицо отца казалось чужим.
– Ты меня понимаешь? – он помахал рукой у меня перед глазами. – Твоя мать мертва.
Затошнило. Под тонкой тканью кардигана выступил пот.
– Как? – сумела я произнести.
Он выглядел потерянным, его тоже захлестнули эмоции.
– Она покончила
