возле западных стен. А Яннис хотел попасться на глаза совсем другому человеку, поэтому прибился к генуэзцам, так что те уже узнавали его издали.
– Эй, Джованни! – кричали они, видя его в свете факелов, и жестом показывали, чтобы мальчик приблизился, потому что для него есть работа.
Яннис даже выучил около двухсот слов их языка. Например, как будет «бочка», потому что это слово часто упоминалось. Бочкой обычно заменяли разрушенный зубец на стенах. Это придумал Юстинианис, как и много чего ещё.
Бочку ставили, где нужно, и наполняли камнями, а если очередное турецкое ядро разбивало её, ставили другую. Также в ход шли большие амфоры и плетёные корзины, но амфоры было тяжелее поднять высоко на стену, а корзины казались не такими уж прочными.
Амфоры и корзины чаще использовались, если стена была разрушена до половины или более, а затем восстановлена. Их насаживали на верхушки кольев, вкопанных позади заграждения из мешков. От ядер это, конечно, не спасало. Зато от стрел – да, но бочки были всё же лучше и чаще шли в дело.
Ещё засветло их свозили на телегах к Большой оборонительной стене и складывали у запертых ворот. А ночью, когда ворота открывались, эти бочки следовало катить к тому или иному месту Малой стены. И Яннис катил, катил. Порой ему даже во сне виделось, как он их катит. Самое монотонное, но зато лёгкое дело – есть время оглянуться по сторонам и, возможно, услышать обрывок важного разговора.
Ночи проходили в работе, и минувшая ночь стала бы такой же, но вчера вечером и произошло несчастье. Вчера турки обстреливали укрепления Города очень старательно. Малая стена в некоторых местах оказалась разрушена до основания. Одно было хорошо – турецкие воины не шли на приступ, не лезли в проломы, поэтому Юстинианис занялся починкой, хотя турецкие пушки не смолкали. Ему не раз приходилось чинить стену во время битвы, поэтому он не придал значения тому, что враги, возможно, продолжат стрелять.
Одно из гранитных ядер, ударив в каменную кладку, разлетелось на множество осколков, и один из них попал Юстинианису в грудь. Ранение оказалось не очень серьёзным. Конечно, раненый упал, но смог подняться, и, когда его увели за Большую стену, подальше от коварных турецких пушек, он передвигался на своих ногах, хоть и опирался на чужие руки. И так же вошёл в свой походный шатёр, установленный возле Большой стены, близ Пятых военных ворот.
Сам Яннис этого не видел. Он пришёл позже. И ему рассказали, что генуэзцы через некоторое время посадили своего командира на телегу, которая уехала на восток, в сторону ставки василевса. Ставка располагалась близ того места, где речка Ликос уходила под землю, в трубу под городскими улицами, то есть довольно далеко от западных стен, но василевс приказал привезти раненого к нему. Юстинианиса осмотрел и перевязал врач-генуэзец, но василевс решил, что раненого должен осмотреть ещё и придворный лекарь, лечивший всю семью василевса.
Генуэзцы были в замешательстве
