весной неподатлива, а глинистая почва и того хуже. После того как сняли первый слой дёрна, пошли глубокие уровни, они поддавались тяжело. Дело затрудняли и узловатые корни груши, что росла в нескольких футах.
Несмотря на прохладный и туманный утренний воздух, лицо Невозмутимой Китти покрылось потом. Она стоически не обратила на это внимания и призвала остальных сделать то же самое. Скоро они смогут принять ванну.
– Только представьте, что сказала бы миссис Плакетт, увидь она нас сейчас, – заметила Невозмутимая Китти.
– Трудитесь усерднее, ленивые девчонки, – передразнила Беспутная Мэри-Джейн.
– Однако не забывайте о своих платьях! – добавила Китти.
– И не сутультесь, – для верности поддакнула Мрачная Элинор.
– Ей нравилось, когда мы работали в саду, – вздохнула Роберта.
– Верно. – Мэри-Джейн поддела кучку грунта. – Нравилось, когда мы пололи сорняки и засевали клумбы. Это избавляло мадам от необходимости нанимать работников.
– Зато она уже никогда нам не скажет, – заявила Китти, – «только по половинке тоста на каждую!». Отныне, леди, она больше не сможет морить нас голодом.
Земляные работы продвигались уныло. Ладони покрылись волдырями, но могила всё ещё казалась неглубокой. Девочки так увлеклись, что едва не прозевали, как мистер Шамблс тревожно вспорхнул с места. Там, где только что стоял, поклёвывая землю, петух, промчался долговязый комок коричневой шерсти.
– Доброе утро, Брут, – поздоровалась Глупышка Марта, почёсывая бородку эрдельтерьера. – Уже поймал крысу?
– О нет, – простонала Рябая Луиза. – Где Брут, там и Генри Баттс!
И действительно, мгновением позже в саду показался юноша в кожаных сапогах и широкополой соломенной шляпе. Увидев девочек, он споткнулся, замер и залился краской. Рябая Луиза и Душечка Роберта спрятали лопаты за спину. Мрачная Элинор закатила глаза и продолжила копать. К веселью присоединился Брут и принялся тоже рыть землю. Грязь фонтаном полетела у него из-под лап. Очки Глупышки Марты неведомым образом исчезли с её носа и скрылись в кармане платья.
– Я всё улажу, – прошептала Беспутная Мэри-Джейн и, сладко улыбаясь, присела в реверансе, подав Элинор знак остановиться. – Здравствуйте, мистер Баттс. Что привело вас сюда этим чудесным майским утром?
– Я… То есть… Доброе утро. Я тут… сообщить хотел. – Бедняга Генри таращился на уставившихся на него девочек, будто мышь, загнанная в угол стаей кошек.
Беспутная Мэри-Джейн опустила на его плечо тонкую белую руку.
– Боже, какой вы старательный. Поднялись до рассвета подстелить коровкам соломы?
– Сена. – Эта тема разговора была Генри знакома. – Но сначала дойка.
– Как очаровательно по-деревенски. – На лице Мэри-Джейн мелькнула улыбка, оружие того калибра, что повергало ниц мужчин поопытнее Генри. – Неужели вы проделали
