А знаешь, старик, я ведь ни разу так и не поплавал в этом бассейне за все лето.
Я глянул на часы и встал.
– Осталось двенадцать минут до отхода моего поезда.
Мне не хотелось ехать в город. Я так устал, что и пальцем не хотел пошевелить, но дело было даже не в этом: я просто не хотел оставлять Гэтсби одного. Я пропустил тот поезд, потом еще один, прежде чем смог набраться сил и уехать.
– Я позвоню тебе, – сказал я на прощание.
– Позвони, старик.
– Я позвоню около полудня.
Мы медленно спустились по ступенькам.
– Полагаю, Дэйзи тоже позвонит. – Он посмотрел на меня беспокойно, будто надеясь, что я сейчас приведу какое-то подтверждение этому его предположению.
– Я тоже так думаю.
– Что ж, прощай, старик.
Мы пожали друг другу руки и я направился к калитке. Не дойдя немного до калитки, я вдруг вспомнил кое-что и обернулся.
– Все они – нравственно разложившиеся трупы, – закричал я через газон. – Ты один чище всей этой грязной своры, вместе взятой.
Я ни разу не пожалел о том, что сказал тогда это. Это был единственный комплимент, который я когда-либо сделал ему, так как я предосудительно относился к нему от начала до конца. Сперва он вежливо кивнул мне, а потом на лице его изобразилась такая лучезарная и понимающая улыбка, будто мы всегда были в радостном согласии с ним по этому поводу. Его великолепный розовый костюм ярким пятном выделялся на фоне белых ступенек, и я вспомнил тот вечер, когда я впервые подошел к его родовому поместью три месяца назад. Газон и аллея были заполнены лицами тех, кто догадывался о его нечистых путях, а он стоял тогда на этих самых ступеньках, скрывая от них свою чистую мечту, и махал им рукой на прощанье.
Я поблагодарил его за гостеприимство. Мы всегда благодарили его за это, – я и все остальные.
– До свидания, – крикнул я. – Мне понравился завтрак, Гэтсби.
Я в городе. Какое-то время я пытался составить список котировок акций с твердым сроком погашения, но потом уснул в своем кресле-качалке. Перед самым полуднем меня разбудил телефон; выбраться из кресла мне стоило таких усилий, что на лбу у меня проступил пот. Звонила Джордан Бейкер; она часто звонила мне в это время, так как постоянно курсировала между отелями, клубами и частными домами, и найти ее любым другим способом было очень трудно. Обычно ее голос лился из трубки бодро и спокойно, будто в окно влетал кусок дерна, только что вырванный с зеленой площадки ударом ее клюшки по мячу, однако этим утром он казался резким и сухим.
– Я съехала из дома Дэйзи, – сказал я. – Я сейчас в Хемпстеде, и сегодня вечером еду в Саутгемптон.
Наверно, съехать из дома Дэйзи было проявлением такта, однако это меня покоробило, а ее следующая фраза и вовсе ожесточила меня.
– Ты был не очень вежлив со мной тогда вечером.
– Какое
