берега мне подает знак любимая, размахивая над головой журналом; ее солнечные очки отсюда кажутся огромными черными зрачками. Каждый день я провожу в воде час, а то и два, но, только оказавшись вновь на пляже, понимаю, что все это время ни о чем не думал – лишь внимал. Столь свойственные мне неугомонные мысли словно тонут, медленно кружа, опускаются на простершееся подо мной морское дно и остаются где-то позади, покуда я все плыву, и плыву, и плыву, устремившись вперед. Просто слушать шум моря, чувствовать, как тело мягко покачивается на волнах; как вода, пузырясь, просачивается сквозь пальцы. Прислушиваться к подводным звукам, слышать слабый звон якорных цепей в далекой рыбацкой бухте – словно бьются друг о друга тонкие стеклянные трубочки. А каково море на вкус, на запах! Ни один повар не приправляет свои блюда столь щедро и в то же время столь элегантно. Нырять, погружаться глубоко и ощущать нарастающую прохладу, приближаясь к размытому дну. Дома я постоянно кашляю, потому что много курю. А морем я дышу, дышу и не могу надышаться.
Позже, ближе к полудню, мы ныряем в тень голубой крыши пляжного киоска, усаживаемся у стойки, выуживаем песчинки из волос, целуемся и пьем холодное пиво из обледенелых бокалов. Те, кто ходил под парусом, развалились в шезлонгах, словно набившие брюхо короли, и требуют еще вина; их жены хихикают, прикрываясь опустошенными бокалами, и посасывают кубики льда, а дети прямо между столиками строят замки из песка.
На кухне хозяйничает Аньос; помахивая нам из-за крашенной в синюю полоску двери, гуляющей туда-сюда на петлях, как в салуне, он кричит «Всем привет, хороший день сегодня!» – и снова принимается ворочать золотисто-коричневую рыбу в шкворчащем оливковом масле, собирать чизбургеры, перетряхивать блестящую жиром картошку фри в черных от нагара проволочных сетках.
– С двойным гарниром! – восклицает он, и это не вопрос, а утверждение; он утирает пот со лба кухонным полотенцем и улыбается во весь рот, выставляя напоказ несколько оставшихся зубов, улыбается сотнями морщинок на лице. Как и все здесь, он говорит на нашем языке. Мы же в ответ можем лишь произнести пару заученных по разговорнику фраз (см. раздел «В ресторане»), и всякий раз нам немного стыдно. Аньос – уроженец этих мест, но о себе говорит: «Я из Крефельда!» – мол, там моя родина. Они с женой держат маленький ресторанчик, а летом он приезжает сюда один, обслуживает старый семейный бизнес – эту забегаловку на пляже.
– Разлука держит чувства в тонусе, сами увидите – по осени опять будет любовь, как с первого взгляда, на все зимние холода хватит, – смеется Аньос, горкой высыпая на серебряный поднос рубленые листья салата, сбрызгивая их лимонным соком и тягучим блестящим оливковым маслом и выкладывая сверху филе. Настает очередь двойного гарнира. Во второй сковороде дымится оливковое масло – на нем Аньос моментально обжаривает горсть крошечных кальмарчиков, добавляет нут и крупно нарезанные помидоры, порубленный чеснок, лавровый лист и
