отношения сложились.
Ярко освещенный зал с колоннами в доме Трояновских на Невском проспекте был наполнен разнородной публикой, собранной в одном месте хозяйкой праздника Софи Трояновской по одной ей известным предпочтениям. Играла музыка, официанты разносили шампанское и легкие закуски на серебряных подносах, гости оживленно переговаривались и смеялись, будто бы и не было ужасной войны, а за стенами дома – тоскливой, слякотной погоды и тревожного ожидания перемен, пропитавшего воздух Северной столицы.
Ирина вошла в зал и огляделась. Леночки нигде не было. Отец тоже пока не появился. У колонны с удивлением заметила одинокую фигуру Керенского, по каким-то причинам не участвовавшего в разговорах о политике, которыми были заняты мужчины, собравшиеся в бильярдной комнате, откуда тянуло запахом сигарного дыма и отголосками последних новостей.
– Александр Федорович! Как я рада! Вот уж не чаяла вас сегодня здесь увидеть, – с радостной улыбкой подошла к Керенскому.
– Да я и сам, по правде сказать, не чаял здесь оказаться, – сказал он, целуя Ирине руку. – Все хорошеете, Ирина Сергеевна! – оглядел ее скромное темно-синее платье с белым кружевным воротником.
– Только ради того и хорошею, Александр Федорович, чтоб от вас комплимент услышать!
– Ой не лукавьте, Ирэн! – заулыбался Керенский. – Покажите мне того мужчину, который не почтет за счастье сказать вам что-нибудь приятное. Знаете ж сами, такую правду говорить легко, – подозвав официанта, взял с подноса два бокала шампанского и протянул один из них Ирине. – За вас, прелестница! – поднял бокал и отпил глоток. – Каждый умудренный опытом мужчина знает, – наклонился к ее уху, – красота истинная скрывается под скромными одеждами.
– Не понравилось мое платье? – Она, пряча улыбку, наивно распахнула глаза.
– Правду хотите знать? – Керенский изобразил сомнение на лице.
– Конечно, правду, Александр Федорович! – воскликнула Ирина. – Сами же давеча сказали, что правду говорить легко.
– Ну что ж делать, – он изобразил сомнение и смущение на лице, – хоть и тяжело, но придется соврать, – сделал паузу, глядя смеющимися глазами, – не понравилось совсем.
Они рассмеялись.
– А я вот, Александр Федорович, все думаю, – Ирина глянула серьезно, – может, то, что происходит за окном и здесь, – обвела взглядом гостиную, – пир во время чумы? Помните? «Нам не страшна могилы тьма»?
Керенский нахмурился и покачал головой, а потом снова поднял руку с бокалом:
– Ваше здоровье, Ирина Сергеевна! – уклонился от разговора о политике. – Смотрю на вас и жалею, что уж стар и сед. Будь я помоложе, украл бы вас, честное слово! Увез бы на другой конец света. Право, говорю от чистого сердца! Кстати, – он посмотрел по сторонам, – где-то здесь… ах вот… –
