замялся и даже опустил глаза.
– Можете вспомнить хоть одну его строчку? Ну-ка, ну-ка? – Она потеребила спутника за рукав. – Вот сейчас и проверим, какой вы на деле любитель поэзии.
Ракелов с полуулыбкой укоризненно покачал головой.
– Ирэн, похоже, вы испытание мне решили устроить. Ну что ж, извольте, – он, мгновенно посерьезнев, начал читать вполголоса:
В игольчатом сверканьи
Занеженных зеркал —
Нездешнее исканье
И демонский оскал…
– Это мое самое любимое! – восторженно прервала его Ирина.
– Что ж, убедил я вас? – спросил Ракелов с довольной улыбкой.
– Убедили, Ники, – Ирина взглянула одобрительно. – Сдаюсь. Хотя, сказать по правде, в этих стихах мне пока не все понятно.
– Мне представляется, что смысл этих строк… – начал было пояснять он.
– Бог мой, Ники, уж не вздумали вы мне объяснять?
Ракелов растерянно замолк.
– Стихи нельзя препарировать, как лягушку! – с жаром продолжила она. – Стихи надобно пробовать вовсе не на вкус, а на послевкусие. Коли оно есть – значит, хорошее произведение. А смысл каждый понимает по-своему и не понимает тоже по-своему. – Сказав это, Ирина замолчала, задумавшись, но потом, весело взглянув на спутника, продолжила: – А с Кузминым, если честно, познакомиться очень хочу! И потому – не стану!
Заметив немой вопрос в глазах Ракелова, пояснила:
– Да-да, не стану, потому что очень люблю его стихи и потому склонна идеализировать его самого, как, впрочем, и все поклонницы его таланта. А вдруг, не дай бог, Кузмин окажется не таким, как я его себе нарисовала? Знаете, Ники, нам, женщинам, иногда достаточно какой-то мелочи – одного неловкого слова, снисходительного взгляда, банального прыща на носу или неприятного запаха, чеснока например, чтобы разрушить чувство к кумиру, которое строилось годами и казалось незыблемым.
– «Не сотвори себе кумира», – улыбнулся Ракелов, – тогда не придется переживать разочарование. Впрочем, насколько я знаю, Кузмин чеснока не употребляет, – добавил он, – да и насчет…
– Ой, Ники, – Ирина услышала звонок и, желая прекратить неудобный для себя разговор, потянула Ракелова за собой, – пойдемте же скорее в зал, перерыв заканчивается, сейчас будет самое интересное.
Они прошли в зал и расположились на своих местах. Зрители постепенно рассаживались, тихо переговариваясь и с интересом незаметно поглядывая друг на друга. Дам, как обычно, интересовали наряды и украшения. Мужчин – дамы. Наконец под громкие аплодисменты на сцену вышел Сергей Есенин…
Поэты сменяли один другого. Ирина наслаждалась. Зал казался ей одним существом, внимающим звукам поэзии, и она ощущала себя частью этого существа, распахнутого для восприятия прекрасного…
Вечер завершала похожая на Сивиллу черноволосая Анна Ахматова, одетая в белое платье со стюартовским воротником,
