уходящих на самый край поля, в тень лесополосы, куда я не добегал никогда и уже не добегу. А ведь будто вчера это было! – бригадир отхлебнул еще чаю и улыбнулся доброй улыбкой.
Олеся Кукуева, сверкая коленками, подошла к столику. Она была невысокого росточка, зато вся ее маленькая ладная фигурка состояла из волнующих округлостей и выпуклостей.
– Еще чаю, мальчики? Морковного сока?
– Мне – капустного, – сразу взялся хамить Отрощенко.
Дед отложил в сторону обкусанную баранку.
– Дочурка, – попросил он. – Уважь старика, нацеди рюмку горькой.
– Не могу, дедушка. Пока страда спиртное не продают. Даже в Синьковском сельпо не купить.
Дед крякнул и снова взялся за баранку.
– Где тебя нашел я? В поле иль в лесу?
Сердце ты мне сушишь, больше не могу!
– зажигал в своем углу Егор Панфилов. Это был припев, что требовало от барда дополнительных вокальных усилий.
– Олеся, – сказал негромко Серега, в который раз уже падая в васильковую бездну ее глаз. Рука хлебороба теребила скатерть. – Какая ты сегодня…
– Какая? – тоже в полголоса, наклоняясь к Сереге, спросила Олеся.
Над ними точно раскрылся невидимый купол. Звуки чайной – звон ложек о стекло стаканов, гудение голосов, скрип половиц, бряканье гитары – все это отодвинулось куда-то далеко и сделалось совсем тихо.
– Ну, такая, – пробормотал Серега, теребя скатерть.
– Три минутки подожди, – сказала Олеся. – Я только Гальке скажу, чтобы меня подменила.
– В своих отроческих мечтах я поднимался по лесенке в кабину хлебоуборочного комбайна «Нива» и вел его по просторам бескрайних пшеничных полей. Еще меня сильно волновала большая красная труба для сброса зерна, – рассказывал между тем бригадир. – И вот, детская мечта сменилась буднями взрослой жизни. Труд хлебороба тяжел и почетен. И пусть я ношу в кармане галифе наган со спиленным серийным номером, но я не разочаровался в своем выборе… Не, мля, это ты лучше вычеркни! А то не так поймут…
Пока Рауль забивал последнюю строчку иксами, бригадир задумчиво грыз баранку и смотрел в потолок.
– Готово? – спросил он. – Тогда так. Труд хлебороба тяжел и почетен. И пусть я уже не тот малец, что выбегал когда-то за околицу встречать корабли полей, но и сегодня у меня захватывает дух, когда я гляжу из прокаленной солнцем кабины своего комбайна на плещущееся внизу бескрайнее пшеничное поле. Успеваешь?
Закругляя интервью, Рауль спросил у бригадира, как тот относится к новому мэру.
– Круто берет, – ответил бригадир.
– Солнышко ложится, вечер наступил.
Спать пора ложиться, я сходил отлил…
– наяривал рок-бард, сидя на табуретке в косом солнечном луче.
Через заднюю дверь Сергей вышел из чайной. Он стоял на крылечке, жевал травинку и глядел на березовую посадку вдоль поля. Тут из-за угла чайной выдвинулась хорошо известная
