ему увидеть полумёртвого, опалённого человека, как вся гордость улетучилась, уступив место животному страху.
– Ну что ты, что ты, – я успокаивающе похлопала по крутой дрожащей шее и вытащила из сумки флягу с водой, – он не кусается.
В ответ раздалось пофыркивание и недоверчивое ржание, словно просящее убраться отсюда как можно быстрее. Увы, мне страшно не меньше, но придётся остаться. Не могу я бросить умирающего человека, надо хотя бы дождаться, пока он окончательно перейдёт в иной мир и похоронить по-христиански. А если повезёт, то съездить в ближайшую деревню и попросить местных жителей выходить беднягу.
Я опустилась рядом с умирающим на колени и, откупорив флягу, плеснула в рот прохладной влаги. Узкая струйка побежала меж опалённых губ, наверняка причинняя бедняге ещё больше страданий. Выждав минуту, я снова плеснула немного воды, но на этот раз реакция последовала. Человек закашлял и, не открывая глаз, прохрипел:
– Кто здесь?
– Путник, мимо проезжал, – уверенно отозвалась, приподнимая ему голову и заставляя сделать ещё несколько глотков, – как вы?
– Лучше бы ты оставил меня умирать…
Его голос был хриплым и отрывистым, скорее всего из-за дыма, которым успел надышаться.
– Умереть вы всегда успеете, даже сейчас для вас не всё потеряно. Но возможно мне стоит съездить в деревню и попросить кого-нибудь о вас позаботиться?
– Дурак, – последовал его ответ, и незнакомец потерял сознание.
Ну, как скажешь, конечно.
А я сняла с седла лютню и, усевшись рядом, тихо запела. Возможно это не всегда лучшее решение, но и худшим оно никогда не бывает.
Это была красивая и немного грустная баллада, известная сейчас по всей стране. Песнь о «Девяти рыцарях в белых плащах». О тех, кто был лучшими из лучших, о рыцарях и паладинах, кого наша страна ждала и в кого верила, о тех, кто никогда к нам не вернётся. Как когда-то ко мне не вернулся мой брат.
Пой, моя лютня, начну свой рассказ,
Пусть, как слезинки, течет он из глаз
Тех, что ушли, что остались их ждать,
Тех, кому время пришло воевать.
Быть может, решено так было Богом,
Когда король сказал: "Начнём войну.
Неверными захвачен гроб Господень,
Так неужели мы простим вину.
Священный крест на землю был уронен,
И осквернён святой Иерусалим,
Но, если Богу подвиг наш угоден,
Его от рабства мы освободим!"
И девять рыцарей святого братства,
Возглавили отряды в тот поход.
Им было для чего здесь оставаться…
Но вот к концу подходит первый год.
Их матери скрывали тихо слёзы,
А жёны вышивали алый крест:
"Господь, храни их от любой угрозы,
Храни их,
