style="font-size:15px;"> – Гарин, неужели вы не спите? – раздалось неподалёку.
Он оторвал глаза от светящегося текста и в полумраке комнаты различил Машино лицо. Он закрыл текст, стал приподниматься:
– Маша!
– Лежите, лежите. – Она подошла со своей презрительной улыбкой.
В руке она держала бутылку красного вина.
– Вы всегда входите так удивительно бесшумно!
– Пора привыкнуть, – рассмеялась она. – В последний раз у вас, кажется, не нашлось штопора.
– В столе. Погодите, я открою… – Он свесил с кровати титановые ноги.
– Нет! Нет! – Она угрожающе занесла бутылку. – Сегодня я правлю бал!
– Ну послушайте…
– Без “ну”, пожалуйста.
Она выдвинула ящик стола, достала штопор и умело откупорила бутылку.
– Саперави.
Взяла из бара бокалы, наполнила, подошла, села рядом с Гариным.
– Доктор, как хорошо, что вы не спите.
Он принял бокал. Глаза их встретились. Бокалы чокнулись.
Гарин с удовольствием отпил вина:
– Превосходное… люблю грузинские вина…
Маша в упор разглядывала его лицо.
– Не пей, красавец мой, при мне ты вина Грузии печа-а-альной! – пропела она.
– Ужин завершился спокойно?
– Аспонтанно! – рассмеялась она. – Обожаю смотреть на танцы экс-государственных жоп.
– Вы жестоки. – Он взял её свободную руку.
– Нет, я просто чрезмерно наблюдательна.
– Называйте их официально: pb. Или неофициально – бути[23].
– Хорошо, бути. Танцевали как на свадьбе.
– Кто сегодня выбирал музыку для танцев?
– Синдзо.
– И что выбрал?
– Никогда не угадаете. Чайковского!
– Вполне понятно. Прекрасная музыка для…
– Переваривания? – Глотнув вина, она поставила бокал на прикроватную тумбочку и сняла пенсне с большого носа Гарина.
Нос стал ещё больше. Гарин залпом осушил бокал, поставил его и обнял Машу. Её тонкая чёрная фигура словно провалилась в розовый сугроб.
– Я… вас ждал… – проговорил он.
– И я вас ждала, – ответила Маша со своей едкой интонацией.
Их губы встретились, Гарин обхватил маленькую, гладкую голову Маши своей огромной ручищей. Она застонала. И стала с него сбрасывать его розовый махровый сугроб. Его вторая рука угрожающе зашарила по её спине чёрного шёлка, ища молнию, но Маша остановила её, придержав на весу. Целующийся Гарин замер с нависшей над Машей дланью. Она со стоном оторвалась от его губ:
– Я сама. А то порвёте всё, как в прошлый раз.
Встала – тонкая и чёрная. Скрипнула молния. Помогая телом, Маша мгновенно стянула с себя платье, отшвырнула. И в бордовых
